Не обижайте Здыхлика

Первого сентября он пошел в школу один. Папы не было, а мама просто не встала с кровати. Все другие дети явились на линейку с цветами, а у него не было даже завалящего букетика. Он сорвал на школьном дворе мальву и подарил учительнице, а учительница его за это отругала.

Свой первый школьный костюм мальчик носил до пятого класса. Рос мальчик медленно и все-таки к одиннадцати годам из этого костюма вырос.

А теперь представь этого мальчика. Он в рубашке с чужого плеча, которую ему принесла добрая соседка, из слишком коротких штанин у него торчат тоненькие ножки в заштопанных носках, на нем тесный пиджак с куцыми рукавами. Он дурно подстрижен, у него обкусанные ногти. Он плохо питается, плохо учится, плохо бегает и прыгает, и все знают, что мама у него нездорова, и большинству одноклассников слишком больно его жалеть, поэтому они предпочитают над ним смеяться. Толкать, подставлять подножки, отбирать вещи. В столовой выливать в его портфель недопитый компот. Прикреплять ему на спину забавные надписи.

Скажи, пожалуйста, что ты к нему чувствуешь?

– Я хочу с ним познакомиться и помочь ему, – шепчет Талия, стараясь не заплакать.

Ясмин невесело смеется.

– Милая ты моя добрая девочка, – говорит она. – Ты с ним знакома. Только он уже вырос, пиджаки носит по размеру и зовут его Константин Моисеевич Бессмертных.

Талия вытаращивает свои невозможно синие глаза.

– Не может такого быть, – мотает она головой. – Вы откуда все это знаете?

– Когда его впервые привели ко мне, – не отвечая, продолжает Ясмин, – ему было, как и тебе сейчас, семнадцать лет. Он уже умел делать такие вещи, какие большинству моих учеников и во сне не снились, и его дар буквально просвечивал сквозь его кожу. И он очень нуждался в помощи – не меньше, чем тот бедный мальчик, которого я тебе сейчас обрисовала. Я смотрела на него и видела маленького, очень несчастного ребенка, который если что и усвоил из своего детства, то разве что простую и грубую истину: хочешь, чтобы тебя не обижали, – будь самым сильным.

– Но сейчас-то он точно в помощи не нуждается, – уверенно говорит Талия.

– Сейчас – может, больше, чем когда-либо.

– В нем нет и следа от того мальчика!

– Очень даже есть.

– Знаете что, – вспыхивает Талия. – Я никому не рассказывала, мне было неловко, но вам расскажу – вот прямо сейчас, раз уж вы заговорили про униженных и оскорбленных. Когда я к вам начала ходить на занятия…

– Он тоже стал появляться на каждом семинаре, помню, – усмехается Ясмин. – Хотя к тому времени уже сто лет как перестал их посещать.

– Да, и после все подходил ко мне, хотел… хотел…

– Тебя, – подсказывает Ясмин.

– Он откуда-то знал, что я люблю, что мне нравится. Что мне интересно. Только я не хотела с ним… вообще не хотела с ним иметь дело. Он был какой-то жуткий. И один раз я прямо так и высказала ему всё – что я ни при каких обстоятельствах никуда с ним не пойду и даже разговаривать мне с ним неприятно и смотреть на него. А он только улыбнулся и ушел. На следующем занятии его не было, и я обрадовалась, так легко стало на душе, как будто наступил праздник. А когда все закончилось, я вышла на улицу, прошла буквально несколько шагов, споткнулась на ровном месте и упала. Попробовала встать и не смогла. Очень болела щиколотка, как будто в нее вставили раскаленную спицу. Я села на землю, достала мобильник – а он почему-то выключен и не включается никак, хотя был заряжен. Сижу и думаю: и что мне теперь делать? Идти не могу, нога болит страшно, и, как назло, на улице никого.

– Тут-то он и появился, – понимающе кивает Ясмин.

– Так вы знали?!

– Просто предположила. Продолжай.

– Очень это было странно: только что с семинара вместе со мной вышла куча народа, и вдруг я одна на улице в центре города, сижу на асфальте, телефон не работает и помощи ждать неоткуда. И тут как в старых фильмах про суперменов: выходит из темноты Константин Моисеевич, сзади него развевается черный плащ, как пиратский парус, о боги, говорит, что с вами, вам нехорошо, дайте я помогу. Садится прямо на асфальт в своих пижонских брюках, берет мою ногу, чуть сжимает, и она тут же перестает болеть. Потом дергает стопу на себя – ну всё, говорит, вставайте, готово. И я встаю, как будто и не падала, и нога совсем не болит. Смотрю на него – а он бледный как смерть, глаза как будто провалились, зеленые, и капельки пота на лбу. И так тяжело дышит, как будто пробежал стометровку. И у меня как вырвется: чем же вас отблагодарить? А он: хотите сделать мне приятное – примите мое приглашение на свидание, только один раз.

– И что было дальше? – хрипло спрашивает Ясмин.