– И я не смогла ему отказать, просто язык не повернулся. Нет, не подумайте, ничего такого, мы просто поужинали, а потом он отвез меня домой, и всё. Расспрашивал о моей работе в детском доме. Само благородство. Но когда я дома ночью думала обо всем этом, меня как током ударило: а что если он как-то это подстроил – и пустую улицу, и мой вывих, и сломанный телефон, и мое согласие? Ведь чтобы я упала на ровном месте – со мной такого вообще никогда не случалось, я же ходячая удача! Вдруг это его работа?
– Несомненно, – раздраженно дергает плечом Ясмин. – И прямо у меня под носом, Макиавелли чертов. Это еще что, знала бы ты, что он мне устроил семь лет назад. Он, понятно, в учениках уже не ходил, но на огонек иногда заглядывал, этакий, знаешь, почтительный племянник, не забывающий старую тетушку. И отношения у нас были прекрасные. Да что там, я гордилась им. Гордилась, что помогла ему найти себя и перестать промышлять всякими гнусностями – увы, люди вроде нас часто начинают именно с этого. Что был такой озлобленный на весь мир мальчик, а стал гениальный врач, медицинское светило. Целитель. Моя заслуга, ура! И вдруг я начала замечать что-то странное среди своего окружения. Даже, скорее, чувствовать, что люди, с которыми я общаюсь, занимаются каким-то нечистыми делами у меня за спиной. Стала дознаваться… Ну, в общем, не буду тебя нагружать подробностями. Если в общих чертах, то было вот что: мой замечательный протеже Костик, используя свои многочисленные таланты, загонял людей в трудное положение – таким, разумеется, образом, чтобы они на него не подумали. Потом с помпой вызволял их из трудностей – это уже напоказ. Вроде как спустился ангел с небес и решил все проблемы. И так всё поворачивал, что в итоге те, кому он вроде как помог, были ему должны. И брал с них дань, используя в своих целях уже их способности. И поверь мне, он такие дела проворачивал, что у меня, когда я о них узнавала, волосы дыбом вставали. То, что он сделал с тобой, – это для него так, шалость. Все равно как для взломщика-рецидивиста походя стащить плохо лежащий пятачок. Он тебя бережет.
– И вы не остановили его? – ужасается Талия.
– Пыталась, а как же. Мне как-то не очень, знаешь ли, понравилось, что у господина Бессмертных, чтоб ему, как говорится, повылазило, образовалась целая мафия. Но у меня мало что вышло. Во-первых, мой милый Костик уже набрал такую мощь, что мне попросту было с ним не справиться. Во-вторых, у него был его отряд должников. Против меня в открытую никто, конечно, не шел, но… В общем, с тех пор, как ты понимаешь, наши с ним отношения слегка испортились. А Юрек, как ты заметила, о нем вообще спокойно слышать не может.
– А при чем здесь Георгий Георгиевич?
– Да видишь ли, – Ясмин вздыхает, у нее голос очень измученной женщины. – Я даже не то чтобы ему пожаловалась… Просто честно ответила на вопрос, как идут дела. Он и ринулся разбираться. Я до сих пор до конца не знаю, что между ними произошло, но, видимо, столкнулись не на шутку. Гром гремел, земля тряслась. Юрек с тех пор при упоминании Костика пускает дым из ноздрей и дышит огнем.
– И вы еще говорите, что в этом вашем Бессмертных осталась частичка того мальчика!
– Ты не поняла, – Ясмин покачивает головой. – Он и есть тот мальчик. Всеми его поступками и руководит этот маленький, всеми обиженный ребенок. Который уверяет сам себя: будь самым сильным, самым успешным, самым богатым, и тебя больше никто не обидит.
– Я никогда, наверное, этого не пойму, – говорит Талия.
– Может, и не поймешь, – отвечает Ясмин. – Но мне было бы приятно, если бы ты попыталась.
– Вы что, считаете, что я могла бы с ним…
– Ни боже мой! – пугается Ясмин и машет руками. – Даже не думай никогда об этом! Фу, гадость какая, даже представлять не хочу.
– А что же вы мне его так нахваливаете, как будто сватаете?
– Девочка, – устало отвечает Ясмин. – Тебе очень не идет, когда ты говоришь глупости. Давай лучше уберем со стола и прогуляемся, пока не стемнело.
Алик. Детство, дудук и девушка
Я приехал в эту северную страну, когда меня еще не было. Вернее, я был, но, что называется, в проекте: мама ждала ребенка. Отцу предложили здесь хорошую денежную работу, и он согласился – ради нас. Позже он часто обхватывал голову руками и, раскачиваясь, говорил: я хотел для нас лучшей жизни, прости меня, сын, прости. Он считал себя виноватым в том, как все вышло. Он не был виноват. Не было его вины в том, что мама перед родами подхватила какую-то инфекцию, что ее, жену иностранного специалиста, не взяли в приличный роддом, а отправили куда-то на окраину, где рожают несчастные женщины без регистрации, а то и без жилья. Что ее, сгорающую от жара, в полубессознательном состоянии оставили со схватками в родильном боксе без наблюдения. Что все пошло не так. Что я чудом родился живым и относительно здоровым, а маму не спасли.
Тогда мы еще могли вернуться на родину. У нас была квартира, в ней жили дед и бабушка. Но отцу было страшно бросить свою стабильную работу. Он говорил, что не хочет для меня нищего детства.