Она бродит по улицам и переулкам до самых сумерек. Заходит в торговый центр – там бутики с модной одеждой и смешными безделушками, а еще бесплатный туалет. Ужинает, сидя на деревянной скамейке. В качестве ужина съедает восхитительную гигантскую сосиску в длинной булке, политую аж тремя соусами, и пьет из пластиковой бутылки коричневую жидкость, которая почему-то называется холодным чаем. Жидкость не похожа на чай, сосиска не похожа на привычную Талии еду, мир вокруг вообще ни на что не похож. На соседних скамейках сидят незнакомые люди, громко смеются, машут руками, глотают что-то из прозрачных стаканчиков, выпускают изо ртов легкий голубоватый дым. Какой-то человек в широких джинсах, сразу в двух куртках и, несмотря на теплую погоду, в шапке лежит прямо под деревом, расслабленно поглядывая на прохожих. По всей видимости, он собирается сделать то, что у Талии, сколько она себя помнит, не получилось ни разу, – поспать. Он, как и все нормальные люди, умеет спать по ночам, и он намерен уснуть прямо здесь, на бульваре, на серой земле, прикрывающей корни городского клена. И его никто не прогоняет. Потому что свобода.
Свобода.
Свобода.
Можно есть и пить прямо на улице. Можно сидеть не на самой скамейке, а на ее спинке. Можно петь во все горло. Можно перемежать речь такими словечками, от которых у отца Талии, услышь он подобное из уст дочери, встали бы дыбом волосы. Можно горстями пить этот острый весенний воздух, вглядываться до головокружения в темнеющее небо. Можно гулять всю ночь, не закрываясь в своей комнате, не пряча от слуг, от гостей дома, от нормальных людей свою уродскую неспособность спать, свою необъяснимую наукой аномалию. Можно увидеть звезды! Как странно, Талия вживую, не в телескоп, видела это чудо – россыпь ярких белых огней по черному небу – только в чужой стране, на курорте, когда маленькой еще девочкой уговорила гувернантку втайне от взрослых прогуляться ночью к морю. Гувернантка потом до самого отъезда боялась, что обо всем узнают родители Талии, и наотрез отказывалась повторять этот подвиг, а Талии так хотелось снова упасть лицом кверху на остывающий песок пляжа и смотреть, смотреть без конца в жутковатую черную высь, где живут волшебные огни. В городе небо другое, в городе всю ночь светят фонари, они убивают звездный свет, и звезды видятся жалкими, блеклыми и маленькими, и кажется, что в небе нет никакого чуда. А ведь оно там есть! И одно дело – смотреть в телескоп на ночных уроках астрономии, а другое – увидеть звезды вот так запросто, будто деревья или цветы. Здесь, в этом городке, фонари по ночам, конечно, тоже светят, но Талия, исходив городок вдоль и поперек, уже знает, что возле речки есть небольшой кусочек леса, а может, это дикий парк – место, где ночью по-настоящему темнеет, где посреди ночи можно увидеть настоящие звезды.
Человек под кленом уже ритмично всхрапывает, чуть раскрыв рот. Соседние скамейки начинают пустеть. От весенней непрогретой еще земли мягкой волной поднимается холод, а с неба, с востока, спускается тьма. Талия достает из рюкзачка синюю куртку с вязаными карманами, не спеша натягивает. Надевает рюкзак. И идет прямо в лес.
А лес ее обманывает. Наверное, глупо было надеяться, что посреди городка окажется настоящий сырой бор из старинных сказок, с кикиморами и лешими. Но все равно почему-то обидно. Обыкновенный запущенный парк с разбитыми асфальтовыми дорожками, вдоль которых расставлены всё те же фонари, что и на улицах. Правда, горят не все. А вот в том углу, кажется, и вовсе не горят, там темно.
Талия направляется туда, в темноту.
Дорожка из асфальта внезапно заканчивается, ее сменяет узенькая неровная тропинка. Потом прерывается и она – попросту утыкается в какие-то косматые низенькие заросли. Талия раздвигает их руками, идет вперед. Под ногами пружинит и иногда даже хлюпает. Значит, близко река.
Всё гуще становятся запахи: сырой земли, прошлогодних листьев, свежести. Нежно-нежно звенят комары. Талия улыбается – ей нравится, как они поют. Дома у них летними вечерами были включены специальные приборчики, которые отгоняли комаров, а на отдыхе мама и папа прыскали на себя какими-то пахучими средствами, чтобы комары не кусали. Талии эти средства были ни к чему – ее ни разу не укусил ни один комар. Они даже не садились на нее – только летали вокруг и тоненько звенели быстрыми легкими крылышками.
Всё гуще становится поросль. Талия царапает ладони, раздвигая жесткие стебли. Несколько раз она спотыкается в темноте, попадая ногой в очередную колдобину, и едва-едва не падает ничком прямо в сырую траву. Это, впрочем, тоже приносит ей странное удовлетворение. Она знает, что от царапин наутро не останется даже следов. Что до падений – ей даже хочется хоть раз в жизни упасть по-настоящему. Разбить коленку или локоть, например. С ней ни разу не было ничего похожего. Падали все, кроме нее.