Не осенний мелкий дождичек

— И я, Света, не сразу бы все решила, — покачала она головой. — Думаете, сейчас у меня все получается? Я говорила уже — не могу поладить с родителями Ромы Огурцова. При всем своем опыте не могу. Мой кабинет хвалите, посмотрели бы вы кабинет по начальным классам, который создала Евгения Ивановна Чурилова! Вот где бесценное богатство. Четкость. Я только начинаю пока.

— А тот… Дед Мороз… кто он у вас? — спросила Света. — Очкарик с бородкой…

— Наш физик. Иван Дмитриевич. Понравился вам? Славный.

— Тоже не уехал домой на каникулы? Одинокий?

— У него мама в Белогорске. Он большой энтузиаст, Света, монтирует со старшеклассниками пульт управления у себя в кабинете физики. Не закончил до каникул, и вот…

— Он в Белогорске институт кончал?

— Да. Минувшим летом.

— Значит, вместе учились… Странно, что я его не видела. — Светлана потянулась к тарелке с мочеными яблоками. — Вы его тоже любите всем этим угощать? И он тоже считает своих учеников тупицами?

— Скорей некоторых педагогов, — рассмеялась Валентина. — Кстати, те мои ученики, которых я считала когда-то самыми вредными и тупыми, доказали совершенно обратное. Был у меня Толя Куваев, вроде хулиган из хулиганов. Ныне — подполковник. Юра Волков — инженер-строитель. До сих пор поздравляет меня с каждым праздником, и я храню все его открытки.

— Так вы не здешняя?

— Из Вологды. Северянка. Муж приехал туда в отпуск, к сестре… познакомились.

— Послушаешь — как все просто… В таком случае, — подняла рюмку Света, — выпьем ркацители — за вашего мужа, за ваше счастье, за хорошую вашу любовь. О хорошей любви мечтаем мы все. Наверное, любить всю жизнь трудно.

— Конечно, разойтись легче, Светочка, — поплакал, пережил, забыл. А вытерпеть друг друга в течение двадцати — тридцати лет…

— Нужна великая мудрость, да? — подхватила Светлана. — Неужели никогда не было ссор, ревности?

— Как же без этого… Вообще-то мне повезло, Света, — пригубила вино Валентина. — Представьте, — оживилась она. — Просто в другой мир меня увез! У нас дома высокие, бревенчатые, всюду полы. Сюда приехала — мазанки, до крыши можно рукой достать. Такой дом, какие нынче все строят, был только у второго секретаря райкома, он строил чуть ли не десять лет… Люди эмоциональней, язык другой… Подвезли нас к большому дому, он тогда казался большим, теперь и незаметен между других, в нем аптека… Здесь, мол, квартировал прежний секретарь, теперь — ваше. Взялись мы с Володей за руки, прошли по комнатам. «Что мы тут делать будем? — спрашиваю Володю. — В горелки гонять?» — «Нет, говорит, здесь размещались детские ясли, прежние товарищи их выселили, а мы вселим». Это он доро́гой у кучера выяснил… И поселились мы в хате у одинокой вдовы, на краю села. Хорошая попалась женщина, до сих мы с ней ближе родных. Дочка считает тетю Дашу бабушкой, своих-то бабушек у нас нет в живых ни одной, даже сестра Володи умерла уже… Съешьте что-нибудь еще, Света.

— Не могу, сыта. — Девушка сидела, подперев щеку ладошкой, длинные белые волосы прямыми прядями падали ей на спину, плечи. — Вы будто сказку рассказываете, Валентина Михайловна. Уступили свою квартиру под ясли. Попали к хорошей женщине. В детдоме, где я росла, заведующий тащил что мог. Директор нашей школы, как вы знаете, пьет. — Она, словно отчаявшись, отбросила волосы с плеч, прижалась к спинке дивана. Худенькое, юное, еще не устоявшееся в жизни существо…

— Выходит, все черным-черно, никаких проблесков, — мягко сказала Валентина. — А имя у вас какое — Светлана. Несущая свет. Вы сирота и все-таки не знали голода. Даже окончили институт.

— У нас воспитатели были умные, Валентина Михайловна, — иронически бросила Света. — Сумели внушить нам, что надеяться не на кого.

— Это самое лучшее, что можно внушить. На чужом горбу далеко не уедешь… Вы говорили, у вас есть тетя.

— Как мама умерла, тетка сразу отдала меня в детский дом. Она не замужем, живет одна… Не знаю, может, и есть на свете добрые люди, мне что-то не попадались.

— Многое зависит от того, как мы сами смотрим на вещи. Как их расцениваем.

— А что расценивать? — опять откинула Света упрямо лезущие на глаза волосы. — Вот мы были на совещании. Сколько собралось там народу? А подошли ко мне только вы одна. Должна я видеть и в остальных добреньких дядей и тетей? А знаете, что учительница русского языка, которая до меня была в Яблоново, куда-то задевала все пособия? Говорят, уходя, заявила: не мне, так и никому! А знаете, что у нас в селе куска мяса не купишь, молоко достать проблема? И я живу в тысячу лет не беленном пришкольном домишке, самой приходится колоть дрова? И вы хотите, чтобы я все видела в розовом свете? Ну, нет, — сказала, вставая, девушка. — Я вижу, что вижу, без всяких розовых штор.

Она кипела обидой, все выплеснула перед Валентиной, что ее огорчало и мучило, свалив в одну кучу, казалось бы, самое несовместимое.