Не осенний мелкий дождичек

— Сядьте, Света, и выпейте компот, — подвинула к ней чашку Валентина. — Вы правы, трудного у нас немало, хотя многое, что сейчас видим как трудность, вчера казалось бы благом… Дрова! Вы считаете, лучше на готовом? Без физических затрат? Я и сейчас колю их вместо физзарядки и мужа заставляю… Питание — да. Это действительно сложно, особенно для одиноких. Привыкли в селах иметь свое хозяйство, даже учителя… Руководство привыкло к этой мысли. Проблема из проблем, пока решаем, кто как может. У нас Тамара Егоровна договорилась с райпищеторгом, через школьный буфет… В общем, директора вашего надо потормошить… Насчет дядей и тетей, поверьте, из тех, кто был на совещании, многие — обратись вы к ним — охотно помогут. Я в тот момент вспоминала первые свои шаги в школе, видела себя такой, как вы. Только менее подготовленной: я ведь пришла сразу после десятилетки, решала, не подумав, сгоряча, выносила скороспелые оценки. Но никогда, Света, слышите, никогда — а мне бывало горько и трудно — я не озлоблялась на всех людей. Никогда!

— Одинокие мы все, — сказала грустно Светлана. — Вы тоже одинокая. Вон какой дом — и пустота.

— Нет, Светочка, дом мой не пуст, — покачала головой Валентина. — У меня муж. Друзья. Дочка… недавно приезжала с женихом, — вновь не сдержала улыбки. — Вот что у меня есть, — подошла к стеллажу с книгами, который занимал в гостиной всю стену. — И это, — указала на стол, где лежали стопки тетрадей. — Вы у меня есть, — взяла руки девушки в свои. — Ведь вы теперь часто станете бывать у нас? И я к вам приду, непременно.

— Вы удивительная, — чуть отступила от нее Светлана. — Просто не верится, что такое может быть… столько жизнелюбия… — И усмехнулась, оборвав фразу, — Торжественная часть окончена? Можно браться за планы?

— Можно, Света. А насчет торжественной части… я теперь стану скучать по вас. Не знаю, почему, но стану скучать.

Весь вечер Светлана, устроившись за столом в комнате Алены, переписывала планы. Так и увидел ее, придя домой, Владимир: уронила на стол светловолосую голову, спит.

— Уморила свою гостью? — сказал он шепотом Валентине, которая проверяла тетради в столовой, — вот и каникулы, а работушки хватает, о тех, кто послабей, нельзя забывать. — Ужином хоть накормила? Кто она? Белобрысая, вроде нашей Алены.

— Учительница из Яблонова, Света. Я не хотела мешать, думала, еще работает. Устала… Путь не ближний, и день был загружен. Я постелю ей, а ты собирай ужин. Что сегодня так долго?

— Провели сессию сельсовета на третьем участке. Некому скот кормить. Женщины отработали на свекле, получили деньги, сахар, минимум выходо-дней обеспечен… Говорят, дома хватает дел.

— Уговорили?

— Тех, кто постарше, кто войны хлебнул. Молодые заявляют: мы свое отдали колхозу, имеем право на передышку. Действительно, в личном хозяйстве много хлопот: коровы, свиньи, птица…

— Понимаешь все — и агитируешь?

— А что делать? Голым приказом все не устроишь, силком людей не пошлешь. Шулейко, Лидия Ильинишна, молодец, умеет их задеть за живое… О каждой все знает.

— Все хвалишь. А помнишь, сколько ругал ее, когда она возглавляла райком комсомола? — кольнула мужа Валентина. — Кстати, послушалась она тебя, убедила Федченко переселиться?

— Ну да, как же! — весело фыркнул Владимир. — Ни она, ни я, Валюша, гнать зря людей не станем, тем более зимой, время действительно ждет… Пусть старуха спокойно помирает в своей хате. Кстати, и не думает помирать, сам видел, за водой к ручью шла, — говорил он, ставя на стол тарелки. — А Шулейко… я требую подчинения, Валя, — никогда, никому не признаюсь, тебе только, и то, если напомнишь, откажусь от своих слов, — так вот, я требую подчинения, но хочу, чтобы мне возражали, спорили со мной, отстаивали то, что считают правильным. Выслушиваю возражения, думаю, решаю свое, но оно всегда и общее. Понимаешь? Всегда — и общее. Бездумное, бесхребетное подчинение хуже худого, оно может привести черт знает к чему. Как не понимает этого Илья Кузьмич? Он же умный мужик.

— Все еще переживаешь выговор? Пора бы привыкнуть…

— Не рад, конечно. К такому не привыкают. Можно перешагнуть, Валя, многое можно перешагнуть ради дела. В конце концов, жизнь всех нас не балует, тому же Илье Кузьмичу тоже порой приходится перешагивать… Ты говоришь, доброта. Она не должна быть слишком явной, слишком назойливой и доступной. Как у Хвоща — была суровая, строгая доброта. Иначе люди привыкнут, разбалуются. Впрочем, не тебе это объяснять.

— Что я! Вот не могла сейчас объяснить Свете, как ей устроиться с питанием. Действительно, ничего не купишь… Не могла объяснить женщинам в цехе доращивания, почему не доделана бытовка… Смотри, разбегутся люди, не жалуйся тогда.

— Ох и настырная ты, Валентина! — поднял обе руки Владимир. — Ох и настырная! Выписываем же мы мясо учителям и вообще специалистам! А молоко — нет у нас фермы. На нет и суда нет. На стол подано, зови свою гостью. Очень хочу есть.