Когда до так называемой козы оставалось шагов десять, Егор замедлил шаг. Животное перестало живать траву, подняло морду и уставилось немигающим взглядом голубых глаз. Егор с восхищением смотрел на козу. Таких он еще никогда в своей жизни не видел. Длинная густая шерсть, издалека казавшаяся белой, вблизи начинала переливаться на солнце, словно капля бензина в луже: синими, зелеными и фиолетовыми оттенками. Под легким ветерком разноцветные всполохи на шерсти то становились ярче, то затухали, отчего бока животного вновь белели.
— Ух ты, — восхищенно прошептал Егор. Делая шаг к козе, он протянул руку вперед.
Коза нервно дернула головой и проблеяла:
— Но-но!
Егор замер в нерешительности, нервно теребя пустой бурдюк из-под воды.
— Простите, пожалуйста, — слегка заикаясь, начал он оправдываться. — Дело в том, что мой спутник превратился в младенца из-за этих непонятных изменений. А времени прошло уже много, и он, должно быть, проголодался. Не могли бы Вы помочь мне? Всего немного Вашего молока, буквально капелька, смогло бы его насытить.
Коза внимательно слушала, что говорил ей этот непонятный человек, но как только Егор сделал еще шаг по направлению к ней, вновь дернула головой и проблеяла:
— Но-но!
Замерев на месте, Егор беспомощно развел руками. За его спиной раздался горький плач младенца. Выросший мальчик укоризненно посмотрел на козу и тяжело вздохнул:
— Он может даже умереть от голода. И все это на Вашей совести будет. Да-да!
Он погрозил козе пальцем и насупился. Коза замотала головой и снова отступила назад. На уговоры она не поддавалась. Значит, надо ее заманить. Егор замотал головой в разные стороны, пытаясь найти то, чем можно было бы подманить к себе строптивое животное. Его взгляд упал на кусты, росшие неподалеку. Нижняя часть веток была обглодана, скорее всего, той самой козой, что сейчас смотрела на мальчика с недоверием. А вот до верхних веток, усыпанных мелкими оливковыми плодами, она, судя по всему, не доставала. Будь Егор в своем настоящем теле, он бы нипочем не достал до целых ветвей, но зато сейчас…
Подойдя к кустам, Егор привстал на цыпочки и наломал охапку веток, на которых росли вперемешку с листьями и маленькие ягодки. Во взгляде наблюдавшей за всем этим козы мелькнуло скрытое одобрение. Она вильнула хвостом и сделала пару осторожных шажков по направлению к Егору.
— Хочешь попробовать? — ласково спросил мальчик и протянул вперед охапку веток.
Коза моргнула и сделала еще три шага.
— Ну же, держи, — подбодрил ее Егор и потряс пучком листьев.
Осмелев, коза подошла к человеку и принялась сперва осторожно, а затем с жадностью отщипывать листья и жевать их.
— Молодец, — прошептал Егор, положил ветки на траву, а сам подошел к козе сбоку, держа в руках бурдюк.
Он подлез к животному снизу и уставился на набухшее вымя. Скрывая отвращение, дрожащей рукой он сжал его и надавил. Тонкая струйка розоватого молока брызнула так неожиданно, что Егор вздрогнул и выронил из другой руки бурдюк. Коза на мгновение оторвалась от своего рациона, смерила человека презрительным взглядом, после чего вновь вернулась к своему занятию.
Подняв бурдюк с травы, Егор расправил горлышко, подставив его под предполагаемую траекторию полета струи, и вновь сдавил вымя животного. На этот раз струйка молока попала прямо в отверстие. Воодушевившись, он с усердием заработал руками. Через некоторое время бурдюк наполнился чуть меньше, чем на половину. Коза доела угощение, презрительно фыркнула, дернула хвостом и резво отбежала в сторону, едва не опрокинув бурдюк.
Егор заглянул в горлышко, оценивая количество молока, после чего посмотрел на козу, поклонился и серьезным тоном сказал:
— Спасибо большое. Вы мне очень помогли.
Коза моргнула, махнула хвостом и с гордым видом пошла прочь. Пожав плечами, Егор поднял бурдюк и пошел к шатру. Ахальо ползал среди вещей и радостно гулил.
Остановившись на пороге, Егор в задумчивости почесал затылок. Молоко он добыл, но как напоить им младенца? Он сильно сомневался, что тот будет пить как взрослый человек, а бутылочки с соской у них точно не было. Пока он думал, Ахальо подполз к свернутой рубахе и принялся посасывать рукав.
— Фу, нельзя, грязная! — ругнулся Егор, отнимая ребенка от рубашки.
В ответ Ахальо захныкал, и в скором времени хныканье переросло в плач.
— Да что ж с тобой делать, — тяжело вздохнул Егор.
Он уже решил дать младенцу обратно рукав рубахи, как его озарила мысль.
— Блин, точно! — воскликнул он и принялся ворошить кучу белья.
Вскоре он достал более-менее чистую тряпку, критично осмотрел ее, не обращая внимания на горький плач чародея. После чего с этой тряпкой Егор подошел к бурдюку и как следует смочил ее в розовом козьем молоке.
— Смотри, что тебе сделал дядя Егор, — улыбнулся он Ахальо, который вдруг замолчал и голодным взглядом посмотрел на своего спутника.