Не переходи дорогу волку: когда в твоем доме живет чудовище

Через десять минут Адельфа вернулась и положила передо мной небольшую черно-белую фотографию моего отца, изображенного там мальчика я сначала не узнала, этому мальчику было лет семнадцать-восемнадцать, его лицо было очень круглым и мягким. На этой фотографии был человек, которого я никогда не знала, но все-таки этот его прямой рот и широкие брови, его темные-темные глаза – было в них уже тогда что-то заметно? Был ли тот человек, которым он стал, виден уже тогда? Мне хотелось, чтобы на снимке он улыбался, чтобы хоть что-то отделяло его от человека, с которым я выросла, но это было так: незнакомец на фото – это мой отец.

Внезапно я заплакала. Адельфа кивнула, провела рукой по моим волосам и сказала:

– Я позвоню твоей тете.

Пролистав черную записную книжку, обитую кожей, она позвонила и поговорила по телефону, я ничего не поняла из этого разговора, потому что греческий звучал слишком быстро, но она улыбалась во время звонка.

– Все хорошо, она приедет, – сказала Адельфа, положив трубку.

– Она приедет из Афин? – смущенно спросила я.

– Нет, детка. Она живет недалеко. В нескольких кварталах отсюда.

– Но… я думала, они переехали. В Афины, – у меня были конверты из подвала отца. До возвращения в город у меня было время подготовиться, распечатать фотографии, понять, что я буду им говорить. В тот самый момент я поняла, что на самом деле не ожидала найти родственников. Иначе я бы ни за что не пришла сюда с пустыми руками. В нескольких кварталах отсюда? У меня ничего не было с собой.

– Да, они уехали. Но потом вернулись, – сказала Адельфа.

Мой отец никогда не возвращался, даже когда его мать заболела и умерла. Мне и в голову не приходило, что другие могут вернуться.

Я продолжала смотреть на вход в таверну, ожидая, что мои родственники ворвутся в дверь. Но вместо этого они медленно поднимались по холму между деревьями и домами в задней части заведения, их силуэты казались небольшим флотом на горизонте, пришедшим в движение. Моя тетя Георгия, ее муж Димитрий и близкий друг семьи: они знали эту деревню, ее короткие пути и прочие закоулки. И когда они подошли еще ближе, я уже не слышала ничего, кроме бурлящей крови в ушах.

Моя тетя Георгия с тростью подошла к столу и обняла меня так крепко, что я чуть не упала. Я и не представляла, как сильно нуждалась в этих объятьях, пока они меня не поглотили. Она выдвинула стул и медленно опустилась на него. Мы сидели лицом друг к другу так близко, что я чувствовала тепло ее коленей своими. Люди, которые помогли нам воссоединиться, смотрели на нас, улыбаясь, и несколько раз произнесли одно и то же слово: тавма. Я постаралась запомнить его, чтобы потом посмотреть в словаре.

Георгия трижды перекрестилась и сказала:

– Гарифалица.

Я чуть не задохнулась при звуке своего греческого имени. Это имя было дано мне отцом, моей ия-ия. До этого момента я искренне забыла о его существовании – никто не называл меня так уже лет двадцать. Услышав его, я открыла какую-то давно закрытую дверь. Я не только была гречанкой, я была и должна была быть дочерью своего отца. И несмотря на разрыв в двадцать пять лет, я сразу вспомнила Георгию, это какая-то телесная память. Я знала ее до мозга костей.

Не знаю, как долго мы с тетей смотрели друг на друга и плакали, но заполнили кафе – а может, и всю деревню – тихим благоговением, пока слезы катились по нашим щекам, а мы молчали. Нам не нужно было разговаривать. Вместо этого мы сидели с ней, не веря, что это происходит, и я испытывала глубочайшую радость в своей жизни.

Вторым, что сказала мне Георгия, было то, что за день до этого она помолилась в церкви, чтобы отыскать меня – зажгла свечи и трижды перекрестилась перед Теотокос, Богородицей, именно с этой целью. В этот же день и я первоначально намеревалась посетить их. И вот я сидела там, со своей потерянной семьей посреди деревни моего отца, молитва была услышана.

Третьим, что сказала мне Георгия, было вот что:

– Ты не уедешь.

И я знала, что это правда – не было никакой возможности это отрицать, – но так как я всю жизнь испытывала панику, то всегда должна была знать, где запасной выход. Я обманывала себя тем, что не буду навязываться им, но когда я более внимательно изучила свое нежелание, то обнаружила за ним правду: я просто не была готова к тому, что может случиться. Тем не менее я с улыбкой согласилась и позвонила Стелиосу, чтобы он не волновался, когда я не вернусь.

– Я нашла свою семью, – сказала я, и мой голос дрогнул.

Тогда я впервые произнесла это вслух.

– Я с нетерпением ждал, когда услышу это, но я знал, что у тебя получится. Давай, побудь с ними, – сказал он и улыбнулся.

Я слышала эту его улыбку всю дорогу из Ираклиона.