Не плачь

На Уобаш-авеню идет стройка, поэтому там всегда очень шумно: работают отбойные молотки, визжат пилы, шлифовальные станки и тому подобное. Я стараюсь отстраниться от шума. Строительного шума. С дюжину постоянных посетителей в зале выстроились в длинную очередь; все они нетерпеливы, голодны и все громко разговаривают по телефону.

Так называемый сэндвич-мейкер задает всем один и тот же вопрос, как заезженная пластинка:

– Белый или пшеничный? Белый или пшеничный?

На долю секунды я представляю, что в зале только мы с Беном, что нам не докучает запах овощей, сыра и свежеиспеченного хлеба, что мы в каком-нибудь романтичном месте, вроде «Траттории номер 10» на Дирборн, или в «Эвересте», или наверху здания Чикагской фондовой биржи (туда я, скорее всего, никогда в жизни не попаду). Мы едим каре ягненка или филе из оленины и смотрим на Петлю с сорокового этажа. Официанты и официантки называют нас «сэр» и «мадам»; нам подают шампанское, а на десерт – одну порцию сорбета с двумя ложками; такое столовое серебро мне, скорее всего, не по карману. Вот что такое настоящая романтика. Я представляю, как Бен прижимается ко мне коленом под столиком бистро, как он недрогнувшей рукой находит мою руку под накрахмаленной скатертью, и я с грустью признаюсь ему: «Эстер не было дома и в ночь с субботы на воскресенье».

Бен подносит вилку ко рту, но тут же опускает ее, забыв о салате.

– Что значит – Эстер не ночевала дома? – спрашивает он. Озабоченность проявляется в морщинах у него на лбу и висках. Он лезет в карман за телефоном, находит список контактов и пролистывает его до Эстер.

– Возможно, она злится на меня, – говорю я.

– С чего бы ей злиться на тебя? – спрашивает он, и я говорю, что не знаю, но на самом деле я знаю, и это не что-то одно само по себе, а целая вереница событий, которая привела к тому, что я – плохая соседка.

– Не знаю, – повторяю я. – Наверное, я ее подвела.

Но Эстер тоже меня подвела, и теперь я одновременно грущу и злюсь. Я понимаю, что Бен пытается дозвониться Эстер. Положив руку ему на плечо, я объясняю, что это бесполезно.

– Ее телефон остался дома, – сокрушенно сообщаю я.

Из-за того что Бен умен, умеет рассуждать логично и систематизировать знания (все качества, которых недостает мне, и поэтому мы с ним, как мне кажется, идеальная пара, как инь и ян), он отбрасывает эмоции и сосредотачивается на главном.

– Позвони в книжный, – советует он. – Спроси, выходила ли она сегодня на работу. Кстати, а у родителей ее нет?

– У нее только мама, – отвечаю я.

Во всяком случае, я думаю, что у нее только мама. Эстер никогда не упоминала об отце, о брате, о сестре, о собаке или даже морской свинке. Правда, в коробке на складе есть снимок какой-то семьи – какой-то, но ее ли? Из-за той фотографии в декабре прошлого года Эстер чуть не ампутировала мне палец! Я заглянула в коробку и спросила: «Кто это?» «Никто», – сухо ответила Эстер, прищемив мне палец крышкой коробки.

– Ты пробовала позвонить ее матери? – спрашивает Бен, и я качаю головой.

– Не знаю, как ее зовут. И номера не знаю, – признаюсь я.

Потом я рассказываю, что звонила в полицию. Один шаг в нужном направлении, хотя все мои действия напоминают «шаг вперед, два шага назад». Похоже, я вообще никуда не продвинулась.

– Проверь телефон Эстер, – предлагает Бен, но я пожимаю плечами:

– Не могу туда войти. Я не знаю ее пароля.

Если только родственники Эстер сами нам не позвонят, мы в тупике. Но Бен, не желая признать поражение, говорит:

– Посмотрим, что удастся сделать. – Он подмигивает: – У меня есть связи.

Правда, в последнем я сомневаюсь. Скорее всего, он просто лучше меня умеет пользоваться Интернетом и базами LexisNexis. Вот, пожалуй, единственный плюс работы в юридической фирме: доступ к базе данных, которая позволяет искать публичные записи и проверять сведения.

Мягко говоря, я раздражена; похоже, не способна ничего сделать правильно. Я не плакса, но целых две секунды мне кажется: я вот-вот сломаюсь. Хочется уткнуться лицом в салфетку из «Сабвея» и зарыдать. Но тут Бен тянется ко мне и быстро проводит рукой по моей ладони. Я стараюсь не придавать особого значения его жесту – он всего лишь дружески утешает меня, – но трудно не растаять, когда он говорит:

– Сомневаюсь, чтобы Эстер на тебя злилась. Вы с ней неразлейвода.

Так же раньше думала и я; мне казалось, что мы с Эстер неразлейвода. Но сейчас я уже ни в чем не уверена.

– Значит, ты позвони в книжный магазин, а я попробую отыскать ее маму. Мы найдем ее, – обещает он. – Непременно найдем.

И тут я понимаю, что мне нравится его голос, мне нравится уверенность и серьезность, с какой он взвалил задачу на себя, и я улыбаюсь, потому что больше не одна разыскиваю Эстер Вон. Я очень рада, что у меня появился сообщник.

Алекс

Стою у двери дома Ингрид Добе и смотрю на палисадник, заваленный опавшей листвой. В следующий раз надо будет принести грабли и сгрести листья. Вот самое малое, что я могу сделать для Ингрид.