В комнате я тотчас поспешила к сундучку. Нужно было справиться со всем как можно скорее. Я прекрасно знала, как готовить самые разные блокирующие настойки, и решила, что создам нечто по-настоящему сильное. Для этого предстояло смешать уже имеющиеся защитные зелья со свежим отваром, и мне было не жаль ресурсов.
Я спохватилась поглядеть на время, только когда затекла шея, а, поняв, что у меня есть ещё час, продолжила трудиться. В конце концов, не могли же колдуны понимать, над чем именно я работаю! Да и подглядывать за человеком постоянно не смог бы ни один самый сильный волшебник.
И вдруг перстень, который я принесла в конверте, ощутимо накалился, и я поняла, что со мной хотят выйти на связь. Быстренько схватив из шкатулки маленькое зеркальце, я закрылась в ванной.
– Вы сильно рискуете, делая это прямо сейчас!
Лицо колдуна, появившееся вместо моего отражения, было бесстрастно.
– У меня для тебя приказ от хозяина.
– Ну?
– Сперва посмотри.
Сердце упало к самым ногам, и руки сразу заледенели: моя мама, бледная и дрожащая, стояла перед магом в тёмном одеянии на коленях. Прямо перед её лицом он держал здоровенный нож…
– Смотри и слушай, Юна, – сказал всё тот же сухой голос. – Смею предположить, что ты отыскала хотя бы часть вещей…
– Да, – выговорила я, задыхаясь. – Не трогайте её!
– Ты принесёшь всё, что нашла, в условленное место, но прежде сделаешь ещё кое-что важное.
– Что именно? – давясь яростью, прошипела я.
– Убьёшь Брайса Лоэва.
Молча принять происходящее было невозможно, но хорошо, что никто не мог слышать моих тихих рыданий. После того, как один из этих подонков нанёс маме не смертельное, но болезненное ранение прямо у меня на глазах, я просто не могла перестать дрожать. Счёт её жизни шёл на минуты, и я уже не успевала доделать защитное зелье. Я пыталась взять себя в руки, и в конце концов, давясь, выпила бодрящее зелье.
Отравить. Этой же ночью. Вскрыть перстень, и извлечь из него яд, который убивает во сне… Я не могла. Должна была ради мамы, но как? Лишишь жизни человека, которого люблю, ради другой любви? Стоит ли говорить, что я не пошла ужинать, отговорившись головной болью, которая, бывало, появлялась после магических практик. Брайс пришёл ко мне сам, принёс дорогой эликсир, устраняющий последствия магии, и ещё ужин на большом подносе. И хотя я не прогнала мужчину, мне кусок не лез в горло. Перстень. Яд. Ненависть. Смерть. Всё перемешалось в голове, и даже редкое зелье не помогало справиться с чувствами.
– Может, хочешь переночевать у меня в комнате?
– Да, – отозвалась я опустошённо. – Пожалуйста.
Они наблюдали. Они ждали, когда я всё сделаю, как приказано. А что, если маму убьют всё равно? Почему же я была не из тех, кто мог общаться мысленно!
Брайс ни о чём не спрашивал, хотя я и видела, что он подозревает неладное. У меня практически не осталось сил изображать, будто всё в порядке, но я упрямо винила во всех бедах мигрень.
– И часто у тебя так болит голова после магии?
– Бывает, – отозвалась я обречённо. – Ты прости, что нос повесила. Просто трудно расслабиться.
– Не нужно извиняться за своё нездоровье. Это я должен был быть внимательнее.
Тишина его тёмной спальни была зловещей. Я спрятала перстень во внутреннем кармане халата, в который собиралась переодеться, и было особенно гадко, что на шее висел подаренный амулет. Рассказать? Промолчать – и сделать требуемое? Он был рядом – заботливый, спокойный, любящий. Но уже через несколько минут, возможно…
– Хочешь, я принесу горячий морс?
– А ты будешь пить?
– За компанию, – улыбнулся Брайс.
Я кивнула.
– Тогда можно.
Я как будто слышала издалека крик мамы. Видела дрожащее лицо, сухие потрескавшиеся губы, шепчущие: «Брось меня!». Ну почему я не сделала это треклятое зелье раньше?! Зачем дотянула до последнего мгновения? Я должна была сказать ему, хотя бы намекнуть…
Когда Брайс вернулся, я уже была переодета для сна в сорочку и халат, и прятала в складках рукава злосчастный перстень. Яд в нём действовал хитро: раскрывался постепенно, именно во время сна, и утром все просто находили смирно лежащего, уже мёртвого человека. Доказать, что это не магия коснулась его, было потом сложно, хотя все и знали, что драконокровых волшебство трогает редко.
Мы сели за столик у очага, и Брайс разлил горячий напиток по чашкам. А когда мы принялись было за питьё, в комнату вдруг постучали: это был Саэр. Он улыбнулся мне, и позвал сына выйти на пару минут. Лучшего момента, чтобы подлить в чашку яд, было выдумать невозможно…
Рука моя тряслась. Я давилась беззвучными слезами, то быстро поднося перстень к чашке, то молниеносно его убирая. И сама не заметила, как опасная дрянь открылась, и пара капель упала мужчине в стакан.
– Да, я понял. Сделаю, конечно, – сказал за дверью Брайс, и я, трясясь уже всем телом, протянула руку поменять чашки, забрать себе ядовитую, но не успела: мужчина вошёл в комнату.
– Ну, приступим? Я тут ещё печенье захватил.
– А… м… М-можно я быстро схожу в комнату? Забыла кое-что…
– Может, мне сходить?
– Нет, я сама. Ты просто не начинай без меня, ладно?