Не причеловечиваться! Сборник рассказов

Мудрость у Оболенского была особенная, стоическая. На мир он смотрел, как на мозаику из горестей и несправедливостей, умудряясь при этом изредка улыбаться. Тот факт, что под усами-подковкой прячется улыбка, открыла Ника. Это случилось однажды в зоопарке, когда они увидели, как обезьяны передразнивают столпившихся у клетки посетителей. Ника таращилась на них во все глаза ещё и потому, что первый раз оказалась в зоопарке (мама считала недостойным тратить время на такую ерунду), и вдруг краем зрения увидела, как изменилось лицо отца. Она обернулась и успела уловить гаснущую улыбку.

Что маму привлекло в печальном философе? И, ещё загадочнее, что привлекло его в ней? Ника маму любила, но положа руку на сердце, считала пустышкой. И до сих пор считает, хотя Никита Ростиславович имел своё мнение на этот счёт. Когда он слышал от Ники жалобы на мать, то всегда отвечал одно и то же: «Ты старше, и не нужно осуждать её ребячество». Ника тогда не понимала – почему старше? Ей десять, а маме тридцать пять. Но Оболенский и это мог растолковать: «Возраст тела и возраст души – разные вещи. Ваша, да и наша с мамой беда в том, что наши души старше, понимаешь? Я старик, а она девочка». Ника всё равно путалась: «Как так старик? Папа, тебе же всего сорок!» Но Никита Ростиславович всё твердил своё: старик, старик, старик.

Он был особенным, и Ника всегда это знала. Он казался ей очень красивым: рослый, волосы с проседью, в чёрном пальто с клетчатой подкладкой, в широкополой шляпе и с зонтиком-тростью. Мама считала по-другому. Она называла его «дворянин сушёный» и визгливо смеялась. От её неестественного злого смеха звенел хрусталь в буфете, а Нике становилось не по себе. Оболенского, казалось, не интересовало что о нём думает Никина мама. Воскресным утром, появляясь на пороге с букетом маминых любимых чайных роз, он неловко стаскивал остроносые ботинки, проходил в спальню, церемонно наклонялся к маме, целовал в висок и протягивал букет. Мама непременно хохотала, скалясь, как булгаковская Маргарита, хотя Ника считала, что в этом нет ничего смешного.

Мама указала Оболенскому на дверь, когда Нике исполнилось двенадцать. Перед этим она целую ночь кричала. Ника переворачивалась с боку на бок, накрывала голову подушкой, несколько раз громко хлопала дверью, но маму было не остановить – она обрушила на голову мужа поток отборной брани. Он испортил ей жизнь. Он забрал её лучшие годы. Он ничего не дал ей взамен…

Она кричала, что больше не может терпеть его кислую физиономию за завтраком, потому что у неё изжога. Никита Ростиславович обречённо молчал. Ника, безмолвная свидетельница этой ссоры, едва сдерживала слёзы. Она знала: всё кончено. Папа терпел мамины выходки девять лет. Девять лет у неё был отец, а теперь не будет.

Никита Ростиславович ушёл под утро. Он забрал свои книги, но одну, «Алые паруса» Грина, забыл. Ника догадывалась, что он оставил её нарочно, чтобы подарить ей ещё немного чуда. Увидев потрёпанный томик на подоконнике, Ника схватила его и спрятала среди учебников. Она так и не смогла начать читать. Стоило ей открыть первую страницу и увидеть сделанные рукой Никиты Ростиславовича пометки, как глаза застилали слёзы.

Она знала: он не вернётся. Он гордый человек. Вся беда его была в том, что он любил Никину маму. Это и её, Никина, беда.

Папа не звонил и не искал встреч с Никой. Тяжело было думать, что он любил в ней всего лишь часть мамы. Если бы только у неё остался его телефон… о, если бы только раздобыть его телефон!

Однажды ночью Ника тайком прокралась в мамину спальню, утащила сумку и нашла записную книжку. Отыскать в маминой книжке номер считалось большой удачей – она записывала всё подряд, не соблюдая разделов по буквам алфавита. Ника потратила на поиск полночи, рискуя стать причиной очередного скандала, застукай её мама за этим занятием. Ей повезло: она нашла номер Оболенского.

На следующий день, вернувшись из школы, Ника торопливо набрала номер. Она знала: в среду Никита Ростиславович непременно будет дома – и он оказался дома! Когда Ника услышала его голос, она от волнения не смогла произнести ни слова. Никита Ростиславович несколько раз повторил: «Алло-алло, вас не слышно» – и повесил трубку. Ника разрыдалась так, что у неё поднялась температура. Больше она звонить не осмелилась, ждала, что он позвонит сам. Услышав трель телефона, она мчалась со всех ног по коридору, не разбирая дороги и ударяясь об углы. Мама смеялась и называла её Бегемотиком.

Шли дни. Недели. Месяцы. Они сложились в целых четыре года, когда в доме появился Костя. Костя хороший. Он всё понимает: готовит ужин, если Нике нездоровится, потому что мама и плита – понятия несовместимые, уговорил маму купить Нике собаку… но он никак не может быть папой, хотя бы потому, что старше её всего на четыре года.