Я жила у него несколько месяцев. Ренэ, как джентльмен, перевёз на своей развалюхе все мои пожитки, а главное картины, краски и “авторские мебеля”. Места у него было навалом, я прижилась в гостиной. Как школьный учитель и истинный провинциал, он часто уезжал на каникулы. И позволял во время каникул приглашать в квартиру моих гостей.
Мы сразу с ним договорились, мол, без глупостей, и были просто добрыми соседями.»
* * *
«Городок Монжерон был хорош и скучен. Самое то для творчества.
До лионского вокзала минут двадцать. Вот я и ездила на Монмартр нянечкой, на “Насьон” уборщицей и по музеям...
Ренэ неумело готовил еду и гладил с паром, складывая в стопочку всё наше стираное бельё.
Ко мне приезжали заграничные гости и желали невидимому Ренэ всего самого доброго: счастья, богатства, здоровья, дол... Он умер, бедняга, через
35 Закуски в начале ужина
127
год. На самом пике своего тридцатилетия и романа с Вирджини — училкой из его же школы...
Мне до сих пор иногда снится, будто я у него в квартире...»
Сад Люксембург
«Полдень пятницы. Сад Люксембург. Я снова полюбила. Полюбила гулять одна.
Первое августа. Прошло три года. Появилась морщинка меж бровей, и в волосах блестели серебряные тонкие струны.
Всё те же стулья. Солнце. Воробышки. Снова села напротив дворца, справа, чтобы видеть настенные часы (хотя они звонят каждую четверть часа).
Тогда читала Достоевского, теперь — Экзюпери. Париж. Небо. Верхушка Тур Эффеля.
Чёрный свитер, найденный ночной прогулкой на лавочке...
Непременно надо ехать! Прочь, прочь, далеко, к морю. Учиться плавать, учиться любить. Город не даёт больше того, чему можно у него научиться. Я говорила, кстати, что каждый год кто-нибудь мне да обещает отвезти меня к морю и научить плавать? Э-эх...
Путешествие! Что может быть плодовитее? Карандаш с тетрадкой застрял на дне дорожной сумки, обсыпанный прошлогодними хлебными крошками...
Воробьи улетели. Зато прилетел пятнистый голубь, белый с чёрным. Чиновник прошёл, закрываясь листом казённой бумаги от случайных фотоаппаратов китаянок. Хотя они и не думали за ним охотиться. Им милее каменные статуи с вазами цветов. Один
128
джентльмен с бородой предложил отрывисто:
— I take your photo together?36
Другой месьё с серебристой банкой пива придвинул было стул в метрах пяти от меня, но, видимо, что-то ему не понравилось, и с разочарованным лицом и непочатым пивом он пошёл прочь. Остался лишь стул, пуст, прост, твёрд. Скоро его заняла девушка с сэндвичем и с выпятившейся нижней губой. Она широко открывала рот, когда ела. И это как-то не сочеталось с её маленьким аккуратным личиком.
У меня появилась соседка в красном платье. С большими солнечными очками на прямом носу. Я её не сразу заметила, увлёкшись наблюдением за прохожими: русской — тощей кокоткой в синих атласных брюках и на высоких каблуках, кудрявым мальчишкой с дудочкой, парочкой с мороженым со сложенными в лотос обтянутыми джинсами ногами, испанскими студентами — позёрами на фоне Парижа...
Девушка в красном рисовала в маленькой голубой книжечке.
— Вы делаете наброски? — спросила я.
Без маски очков она оказалась ещё красивее. И, уходя после переброски несколькими фразами рисовальщиков-завсегдатаев Люксембурга
(рисовальщиков: один — начинающий, другой — уже позабывший почти рисование), мурлыкнула свой “au revoir” нежным голосом.
По причине её скромности я так и не увидела её, дрожащих поначалу, с исправлениями и штришками, где-то округлых, но к концу всё более угловатых линий, силуэтов, ликов на голубой бумаге. Но я видела их по
36 Я сфотографирую вас вместе?
129
движениям её рук. Я представила себе их, зная, как это интересно — зарисовывать лица и фигурки в парках, в барах, в метро...
В наследство от неё мне досталось хоть и такое же железное, но всё-таки более удобное кресло, в котором можно откинуться назад и наблюдать теперь за тем, как пожилая китайская пара забирает мои осиротевшие стулья и, раскрыв зонтики, устраивается ближе к бассейну. И пишется здесь хорошо.»
Цирк с конями
«В конце осени познакомилась с Музыкантом. Он играл в оркестре одного цирка на колёсах. Цыганский цирк колесил по всей Франции вместе со своим зоопарком, включая клоунов, акробатов, музыкантов и чернорабочих из разных стран — всё в одном флаконе. Все жили в кибитках и помимо самого представления играли примерно одну и ту же роль — выживали. В тесноте, с маленькими зарплатами, вечными переездами и сборкой-разборкой шатра. По два-три спектакля в день. Каждые два-три дня в новом городке, где-нибудь в поле, на отшибе.