Не проси моей любви

Резной декор на досках причелин выглядел как узкое кружево.

— При помощи топора, — продолжал Герман, — и рубили деревья, и вязали срубы, и резали орнаменты. Поэтому во всех исторических документах, где шла речь о деревянных постройках, вместо слова «строить» употреблялось слово «рубить».

— А пилить пилой было не модно?

— Поперечная пила вплоть до XIX века применялась крайне редко, потому что разрушала волокна древесины, и торцы бревен начинали «тянуть» воду, тогда как топор при перерубке их уплотнял.

— Какой ты умный! Даже страшно.

— У меня были хорошие учителя.

Движимая любопытством, Нора решила обойти снаружи весь дом, но Герман окликнул ее. Довольно строго.

— Нора! Вернись. Не уходи далеко.

— Но я же… — начала она.

И осеклась. Он был прав. Увязавшись за ним на объект, она не упростила, а усложнила его задачу. Теперь ему приходилось и делом заниматься, и женщину развлекать. И не только развлекать. Еще и обеспечивать ее безопасность.

Покорно она вернулась назад и уселась на ступеньку крыльца, сложив руки на коленях. Коротко кивнув, Герман достал смартфон. Настроил камеру, выбрал подходящий ракурс… Мужчина за работой. Ах, какое зрелище! Нора улыбнулась.

Конечно же, она малость слукавила. Ей было известно, что основной конструктивной формой в русском деревянном зодчестве был прямоугольный сруб или четверик из уложенных горизонтально и плотно притесанных друг к другу бревен, каждый ряд которых — ряд из четырех беревен — составлял венец. На рубеже между XI веком и XII возник новый тип жилья — изба-двойня, развитием которой стала изба-шестистенок, то есть, два сруба под одной крышей, связанные сенями и переходом. Вот это самое, что она сейчас с восторгом созерцала, как раз и являлось примером шестистенной избы. Причем двухэтажной, что свидетельствовало о достатке обитавшего здесь семейства. Герман сказал, что она датируется первой половиной XIX века.

Не так уж долго он возился. Снял десяток размеров, нащелкал два десятка кадров, сложил имущество в рюкзак и объявил перекур перед посещением братских могил.

Сидя на крыльце, они выкурили по сигаретке. Окурки Герман завернул в листок из блокнота и передал Норе с просьбой не забыть выбросить в мусорный контейнер по возвращении на ферму. Но проклятый дом интересовал ее гораздо больше, чем могилы заключенных ГУЛАГа.

— Можно войти внутрь? — спросила она, глядя на дверь.

Герман пожал плечами.

— Почему бы нет?

— А ты там был?

— Конечно. Внутри ведь тоже надо было снимать размеры.

— Точно. — Нора фыркнула. — Но там, наверное, темно…

Покосившаяся дверь отворилась со скрипом. Темень тьмущая, древесная пыль, духота. Застоявшийся воздух, характерный для небольших помещений при отсутствии регулярного проветривания.

Отважно сделав три шага, Нора остановилась. Ее охватил иррациональный страх. Что если в недрах проклятого дома их поджидают наемники? Но откуда эти самые наемники узнали бы, что следует поджидать именно в этом месте, именно в этот час? Даже сам Герман до последней минуты не мог сказать точно, когда они выдвинутся с фермы. Завтрак, сборы, то да се… Успокоив себя таким образом, Нора пошла дальше. Герман следовал за ней.

Прямо по курсу, очевидно, сени. Она же видела чертежи! По левую сторону сеней так называемый «перед» — «изба», «заулок» и «горница», — три жилых помещения, окнами выходящие на главный фасад. По правую сторону «озадок» — крытый двор с двумя клетями, «светелкой» и «зимовкой». Еще ей запомнилось, что на второй этаж двора с улицы ведет пандус, он же «ввоз».

— Ну? — спросил негромко Герман. — Насмотрелась? Здесь особо не на что смотреть.

— Поднимемся наверх? — предложила Нора.

— На второй этаж?

— Выше.

Герман внимательно посмотрел на нее.

— Что тебя интересует?

— Мансарда.

Молча он продолжал разглядывать ее, как будто она попросила сопровождать ее в обитель Пифии из «Матрицы» братьев Вачовски.

— В чем дело? — мягко осведомилась Нора.

— Все в порядке. — Герман улыбнулся пластиковой улыбкой манекена. — Пойдем.

Щербатые половицы, изредка поскрипывающие под ногами… специфическая атмосфера необитаемых помещений… тяжелые удары собственного сердца, от которых больно в груди.

Друг за другом они поднялись по узкой деревянной лестнице, где воздух казался особенно душным и жарким. Ближайшая дверь была распахнута настежь, и Нора заколебалась. Осмотреть второй этаж? Вдруг удастся найти что-нибудь интересное. Разумеется, дом уже облазили сверху донизу любознательные туристы и дотошные реставраторы, но им, возможно, не показалось интересным то, что покажется ей.

Стоящий рядом Герман глубоко вздохнул и расстегнул еще одну пуговицу рубашки.

— Слушай, — тихонько заговорила Нора, — ты веришь в то, что в некоторых местах остается своеобразный след… след эмоций, сопровождавших трагическое событие, которое произошло в определенном месте… или след мыслей, похожих мыслей разных людей, которые пережили одно и то же в этом месте?