Не разлей вода

Стало ясно, что даже если мать и поняла, о чем он, то никогда не признается в этом. Наверное, ее семья жила так же, и семья его отца. Все они разговаривали громко, грубо, а иную тональность воспринимали как проявление слабости и слюнтяйства. Может быть, и Сергей вырос бы таким же. Но в его жизни случились два обстоятельства – не очень здоровый брат Мишка и соседи Кочины. Брат требовал ласковой опеки, Кочины привлекали своим образом жизни. И каждый раз, когда в родном доме бушевали эмоции, Сергей себе напоминал: «Я буду жить иначе!»

Разговор с Кочиным обещал быть громким. Одно утешало – Олег Петрович был человеком воспитанным и даже в гневе пытался держать себя в руках.

– Папа руки не распускает, – в какой-то задумчивости произнесла Аля.

– То есть мы с ним не подеремся? Ты об этом? – уточнил Сергей, улыбаясь.

– Да, вы с ним не подеретесь! – все так же отвечала она и со вздохом добавила в который раз: – Ну почему никак не забудется та история!

– Я бы тоже не смог ее забыть, – вдруг сказал Сергей. – Я бы не забыл, как он реально стрелял в мою собаку. И я не смогу это простить отцу. Я буду заботиться о своих родителях, я сделаю все, что должен делать сын, но забыть? Не забуду.

– Но с такими мыслями тяжело жить, – мудро сказала Аля.

– Очень. Особенно если это касается родного отца. Но ничего поделать я не могу.

– И что теперь? Как же дальше жизнь пойдет? Внук будет. Или внучка. И как с дедушкой общаться?

– Давай пока об этом не будем говорить? У нас сейчас совсем другая задача стоит.

Аля в который раз за этот вечер тяжело вздохнула.

Дом Кочиных был темным. Только горело окно кабинета Олега Петровича.

– Интересно, где все? Лидия Александровна, Анастасия… – с тревогой спросила Аля, – такого никогда не было. Лидия Александровна всегда допоздна в доме остается. Папа без нее не может.

– Может, это к лучшему. Проще объясниться, – сказал Сергей, покашливая. Было видно, что он очень волнуется.

– Перестань. Никто ничего нам не сделает. Мы взрослые.

Их заметили из домика охраны, калитка бесшумно открылась, и они ступили на безукоризненно почищенную дорожку.

– Давай сделаем так – я начну говорить первой, а потом…

– Нет, – решительно сказал Сергей, – говорить буду я. Один.

– Ты не понимаешь, – горячо зашептала Аля, – я папу хорошо знаю…

– Аля, как ты не понимаешь! Это не вопрос дипломатии, это вопрос принципиального согласия.

Они вошли в дом, разделись и отправились в гостиную. Вокруг было тихо.

– Да где же все! – воскликнула Аля и прокричала: – Ау, люди!

На этот ее зов появилась Оксана. Она с интересом оглядела Сергея, чем вызвала раздражение Али. «Кажется, я отлично понимаю, почему Анастасия терпеть ее не может! Что за бесцеремонная особа!»

– Добрый вечер! – Оксана наконец оторвала взгляд от Сергея. – Никого нет. Почти. Лидия Александровна отпросилась. Поэтому, если будете ужинать, я накрою на стол. Только скажите где? В столовой? В гостиной?

– Пока нигде, – махнула рукой Аля. – Где папа? В кабинете?

– Да, работает.

– Хорошо, мы к нему поднимемся. Пошли. – Она тронула за рукав Сергея.

Оксана с любопытством посмотрела им вслед.

Олег Петрович был очень обеспокоен. Он сидел за столом, перед ним были разложены бумаги. Но Кочин на них даже не смотрел. Он смотрел в темное окно, как будто бы во мраке зимнего вечера можно было найти ответы на вопросы, которые так его волновали. Он был рад, что Лидия Александровна отпросилась, что Анастасия задерживается в Москве, а Аля на занятиях. Присутствие близких ему людей осложнило бы и без того напряженную ситуацию. От Олега Петровича, от его решений и поступков сейчас зависели все эти люди. Не проходило и дня, чтобы Кочин не думал о предстоящих разборках с акционерами. И хотя до апреля еще было долгих четыре месяца, Олег Петрович пытался сделать все, чтобы спасти компанию. Дело осложнялось тем, что согласно уставу компанию руки у него были связаны. Он в одиночку не мог предпринять какие-либо важные шаги. Устав писался тогда, когда акционеры, включая Кочина, не враждовали друг с другом.