Не с того конца

-- Зачем вы изволите, ваше преосвященство, утруждать себя беспокойством и огорчениями? -- успокаивал секретарь. -- Смею доложить вам, нестоящее вашего внимания это дело. Благоволите поручить мне, я разошлю опросы, соберу сведения, представлю? вам отчет, и увидите, -- все будет прекрасно. Так и дальше пошлем. Будут благодарны и по достоинству оценят беспримерные труды вашего преосвященства.

Преосвященный Иоаким, однако, не хотел успокоиться.

-- Буду биться до конца, -- говорил он себе. -- Быть не может, чтобы нельзя был сдвинуть людей с места. Пни выкорчевывают, скалы сдвигают, -- неужели ничем нельзя расшевелить живых людей?

И опять новые циркуляры, новые разносы, новые посещения и поездки, новые раздражения.

По весне преосвященный Иоаким у себя в городе был на выпускных экзаменах во всех гимназиях и институтах. Не опустил ни одного учебного заведения. Перевидал десяток разных законоучителей, переслушал сотни ответов. Экзамены везде проходили блестяще, он сам всем ставил высшие отметки, но что-то внутри говорило ему, что это -- "не то". Чувствовалось, что чего-то не хватает, и не хватает, как будто, главного. Все отвечающие и отвечающие говорили с полным знанием дела, но как говорили? Холодно, безразлично, без души. Как заведенный граммофон. Как механическое ружье: вставлен заряд патронов, пущен в действие аппарат, и он щелкает. Щелкает, щелкает, пока не выпустить весь заряд. Слушая один за другим эти блестящие, твердо заученные, но холодные, бездушные ответы по Закону Божию, преосвященный Иоаким невольно вспоминал слова пророка: "Приближаются ко мне люди сии и устами чтут меня, сердце же их далеко от меня".

-- А эти даже и не приближаются, -- уныло думал владыка, -- их тянут отметками за язык, вызывают к столу по фамилиям.

На других отвечающих, особенно в мужских гимназиях при экзаменах на аттестат зрелости, ему было прямо даже больно смотреть. Юноша в 17, 18, 20 лет ученическим голосом говорил заученное о самых основных истинах веры и нравственности, а в углах его губ сидела убийственная, ядовитая улыбка-насмешка. Она как бы говорила:

-- Мне для аттестата нужна пятерка. Пятерка у вас покупается суммою таких-то знаний. Получите их: я требуемое вашею программою задолбил. Позвольте теперь мне мою пятерку и честь имею кланяться. Обмен состоялся, торе кончился и нам более нечего друг с другом говорить: у нас разные дороги, разные взгляды, разные боги.

Эти углы губ, эти слегка прищуренные глаза многих отвечающих перед столом экзаменаторов-законоучителей мучили преосвященного Иоакима, били его по сердцу, не давали ему возможности ни один экзамен досидеть до конца.

-- Так нельзя вести дело. Это -- работа впустую, -- рассуждал он про себя, возвращаясь с экзаменов, и обсуждал новый циркуляр к законоучителям.

Последний экзамен был в женском институте. Здесь владыка был окончательно поставлен в тупик: и смущен, и раздражен, и даже озлоблен. Не знал совсем, как ему быть, что делать, как отнестись к случившемуся.

Начальница в институте была новая, вдова-графиня с крупным, влиятельным именем. Она была назначена из другого города. Случайно, при назначений ее, в институте было свободно и место законоучителя. Она воспользовалась этим и с собой привезла своего законоучителя, почтенного уже старичка-протоиерея, бывшего в семье графини с самого ее детства духовником.

Про законоучительство этого старичка-протоиерея преосвященный Иоаким много уже слышал. Как-то странно ведет дело этот новый у них в городе старик-законоучитель: не ставит никаких отметок, ничего не заставляет заучивать, а все больше сам толкует, да и то часто не об уроках, а так вообще -- о жизни, обо всем, о чем придется.

Преосвященный Иоаким ехал с большим любопытством.

-- Что за человек такой? Какие у него плоды его странных занятий?

Первое впечатление получилось приятное. Маленькая фигурка и умное лицо старика с приветливым выражением понравились владыке. Понравилась и общая молитва-- пение всего класса. Чувствовалось, что ученицы не просто пели стройно, а молились.

Архиерей провел глазами по лицам класса: лица были молитвенные. Несколько девушек во время молитвы опустились на, колена. Этого преосвященный Иоаким нигде не видел. Он был тронут до глубин души и почувствовал, что от молитвы и пения у него что-то дрогнуло и потеплело в сердце. Но дальше владыка сейчас же был неприятно поражен. Кончилась молитва, класс сделал всем вошедшим общий глубокий поклон, и больше ничего... Ни одна ученица не подошла, как это водится, под благословение. Преосвященный Иоаким недовольно передернул бровями, однако, ничего не сказал и сел.

* * *

Начался экзамен. Странный экзамен: говорили не ученицы, а почти все сам экзаменатора законоучитель. И говорил-то не по вопросам программы и взятого ученицей билета, а все в сторону, о жизни, так ли это в жизни бывает, да как бы это в жизнь провести.

-- Позвольте, о. протоиерей, -- не сдержался, наконец, на третьем или четвертом таком ответе архиерей. -- Вы все сами говорите, а им не даете. Пусть и они поговорят, а мы их послушаем.