Читаем Не с той стороны земли полностью

Не с той стороны земли

Едет-едет ослик серый, в Кагул не доедет,внук раввина Заходера там водит медведя,недокормлен, многословен, не помня приличьяговорит на птичьей мове космополитичьей.Это что у нас за диво, зарево такое,по-над Прутом, над красивой, граничной рекою?не военный чет и нечет при дымной погоде,а английский летний вечер в русском переводе.Все, что спит по умолчанью в его поколеньи,оседает в примечанья, в звучанье, в значенье,в звонкий гул на дне колодца, весеннюю замять —дышит, в руки не дается, но не исчезает.Нет ни Соммы, ни Кагула, ни с нами, ни с вами,затянуло, утонуло, осело словамина обломки, на обмылки, на месяц двурогий —но вовсю орет вопилку ослик на дороге.

«Рыба тиляпия почти не выходит из дома…»

Рыба тиляпия почти не выходит из дома:там есть, где добыть пищу и провести вечер,потому она и не сталкивается с пристипомой,разве случайно – и не здоровается при встрече.Но стоит покинуть объятья родного краяи очутиться в посмертных полях, ледяных и тесных,тут же окажется – где первая, там и вторая,объединены по качествам, что не были им известны.Так и лежат, кого-то напоминая.

«Ночью, проснувшись, вылететь из окна…»

Ночью, проснувшись, вылететь из окнав чьи-то соцветья, неизвестные имена,в чьи-то созвездья, о которых только читатьв книжках для мальчиков с той стороны земли,с этой они не символ, а так – висятнад несиренью, будничными горстями.вылететь, посмотреть, а потом – назад.

«Ветер гудит мотивчик нестроевой…»

Ветер гудит мотивчик нестроевойво все края круглого света,если трава вырастает над головой —это дурная примета.

«Окрест стоит Наполеон, пришедший пешею колонной…»

Окрест стоит Наполеон, пришедший пешею колонной,над недожаренной Коломной он утверждает свой закон,но дальше, дальше ни ногой, поскольку текст давно известен,пристрастен, страстен, неуместен и декорирован пургой,цветет зима, горит зерно молочным, простите, морозным звоном урожаяи страусы из-под Можая бегут, и змеи заодно,круша прозрачную траву, меся дороги золотые…за исключением Батыя, никто не хочет брать Москву,а тот завяз как в молоке в нетях тринадцатого века,а не летит по твердым рекам на тройке и броневике,крутя оледененье вспять; а там, над атмосферным фронтом,уже приказ идет по ротам: отбой, реальность, можно спать.