Не с той стороны земли

Плохо быть иностранцем, замерзшим среди нигде,
постояльцем-непостоянцем, итальянцем в Орде,
встречать пустые рассветы, возмущаясь в уме —
зачем холмы, если нету города на холме?

Больше ханства, тиранства, кровоядства, дождей, вождей

раздражаясь пространству, совершенно обнаглевшему
             без людей.
Ну какое же Слово донесешь поперек движения планет,
если видишь – корова… и на три перехода живого нет.

И потом в разговоре споткнешься в монгольском

           и вырулишь на родном:
это просто море – эта вздорная суша когда-то
           служила дном,
волны идут как войны, по склонам легко прочитать слои.
Дальше ехать спокойно – море не выдает своих.

«Когда на скатах крыш…»

Когда на скатах крыш
не отыскать ни кошки, ни собаки,
когда на кухне мышь
обсушивает феном перепонки,
когда сухой тростник
по воздуху не расставляет знаки,
поскольку мокр тростник,
не мыслит и противится возгонке,
включаешь новости и слышишь мокрую ложь —
в Сиднее дождь.
Потому что это – не дождь.
Та сплошная вода, что с небес до земли
       располагается здесь,
не идет никуда, она просто есть,
и в любом огороде из-под материковых глыб
на поверхность выходят остатки хлебов и рыб,
восстает росток познанья добра и зла
и глядит на поток с обеих сторон стекла.
Острый радужный рай прорезает точное время
           и крышу в твоем дому…
Пять часов. Значит – ставим чай.
Потому что чай.
Потому.

О дьяволе и синем ките

Он всегда был вором и плагиатором —
       даже более, чем тираном,
как сорока – любую мелочь, чужой законченный труд…
В ту субботу евреи пишут: мол, Бог играет
           с левиафаном.
Сначала глазам не поверил, потом проверил – не врут.

Обтянутый синевою, облитый плотью земною,

счастливые тридцать метров, бесконечные,
           словно во сне,
и эту массу покоя Он подманивает луною —
и кит взлетает к луне.

Огромный, в подзвездной выси, силой хвоста и мысли

летящий, в брызгах и искрах
сносящий небесный лёд,
его предок был мной написан,
           от хвоста до конца вибриссы.
Земноводный, похож на крысу…
А этот еще и поёт.

«Лес как лошадь хрипит…»

Лес как лошадь хрипит,
дымный шарф догоняет красный солнечный шар,
а ехидна спит,
над ехидной происходит лесной пожар.
Когда стихийное бедствие
поражает эвкалипты, папоротники, всадников и стрекоз,
Она оценивает последствия,
закапывается в грунт и впадает в анабиоз.
Потом тычется на пожарище бестолково,
без иголок, кутаясь в лиственное тряпьё,
и, не говоря никому никакого слова,
ест выживших муравьёв.
Муравьи не любят её.
Так что, скользя прозрачной тропой пожарной,
там, где слои на слои на слои легли,
лучше смотри по сторонам, мой плацентарный,
мало ли что может проснуться из-под земли.