Не считая собаки

Поскольку рабочие решили, будто я собираюсь донести на них священнику за попытку поглазеть на посетителей, дело шло туговато, но когда я вернулся, Тосси по-прежнему восхищалась пеньком.

— Ах! — взвизгнула она. — Это Саломея!

— Уидж и Багетт, — шепнул я Верити. — А фамилию священника они не знают, зовут его между собой Лупоглазый.

— Как изящно, — не унималась Тосси. — Смотрите, блюдо, а на нем голова Иоанна Крестителя!

Замечательно, однако на судьбоносный момент это совсем не тянуло. Тосси точно так же ахала и охала над фарфоровым голландским башмаком у барахольного прилавка. И над вышитыми крестиком игольницами мисс Стиггинс. И даже если это и впрямь Откровение (вот, кстати, и оно, прямо над колесницей Нептуна на том боку, что ближе к колонне), то где же мистер К?

— Ох, нам бы такую домой! — всплеснула руками Тосси. — В наш милый дом, Теренс, после свадьбы. Вот точно такую же!

— А не великовато ли? — усомнился Теренс.

Южная дверь распахнулась со стуком, и вошел Бейн, напоминающий жертву крушения шхуны «Геспер». В руках у него был какой-то завернутый в клеенку сверток.

— Бейн! — позвала его Тосси, и он прошлепал к нам, хлюпая на каждом шагу.

— Я принес вашу шаль, мисс.

Отогнув брезент на углу скамьи, дворецкий принялся разворачивать сверток.

— Бейн, что вы об этом думаете? — Тосси показала на епископский пенек. — Ну не прелесть ли? Бесподобный шедевр!

Бейн выпрямился и посмотрел на шедевр, смаргивая воду и выжимая рукав.

— Нет, — наконец сказал он.

— Нет? — задохнулась Тосси.

— Нет. — Бейн склонился над скамьей и развернул клеенку, являя на свет две аккуратно сложенные и совершенно сухие шали. Пошарив за лацканом плаща, он вытянул сырой платок, вытер руки и, едва касаясь, поднял за уголки розовую, передавая ее Тосси. — Ваша шаль, мисс.

— Не сейчас. Что значит «нет»?

— Эта скульптура — безобразный ужас, воплощение безвкусицы, к тому же топорно исполненное, — бережно складывая шаль и заново укутывая в клеенку, разъяснил Бейн.

— Да как вы смеете?! — вспыхнула Тосси.

Бейн выпрямился.

— Виноват, мисс. Мне показалось, вы спрашивали мое мнение.

— Да, но я полагала, вы восхититесь!

Бейн склонил голову в полупоклоне.

— Как вам будет угодно, мисс. — Он бесстрастно посмотрел на литое чудовище. — Весьма восхитительно.

— Так мне совсем не угодно! — топнула ножкой Тосси. — Как она может вам не нравиться? Вы только взгляните на этих милых крошек, заблудившихся в лесу! А этот прелестный воробьишка с земляничным листком в клювике?

— Как вам будет угодно, мисс.

— Опять вы за свое! — Оборочки гневно затрепетали. — Почему вы называете ее безвкусицей?

— Потому что это беспорядочное нагромождение, — его взгляд уперся в заблудившихся «крошек», — слащаво-сентиментальных сюжетов на потребу эстетически неразвитому мещанству.

Тосси повернулась к Теренсу.

— И вы спустите ему эту дерзость?

— Нагромождение действительно имеет место, — признал Теренс. — А это кто? — Он ткнул пальцем в Минотавра. — Лошадь или бегемот?

— Лев! — пришла в ярость Тосси. — Вот же Атрокл, вытаскивающий шип из его лапы.

Я оглянулся на Верити. Она прикусила губу.

— И никакой слащавой сентиментальности тут нет! — наседала Тосси на Бейна.

— Как вам будет угодно, мисс.

Дворецкого спасло появление священника и миссис Меринг, вышедших из-за строительной перегородки.

— А вот и римская конница, — пробормотала Верити.

— Точнехонько под Вакхом с виноградной гроздью, — показал я взглядом на чугунную мешанину.

— Непременно, непременно устройте на ярмарке барахолку, — советовала миссис Меринг, увлекая священника к нам. — Сколько сокровищ без дела пылится на чердаках, а на ярмарке их мигом разбирают.

Она остановилась перед епископским пеньком.

— Вот что-то вроде этого. И стойки для зонтов. И вазы — весьма ходовой товар. Нашу фарфоровую с нарисованным водопадом купили за…

Тираду прервала Тосси.

— Вы ведь находите эту вещь красивой? — спросила она у священника.

— Поистине. Я считаю ее воплощением самого лучшего в современном искусстве. Назидательный и нравственный уровень выше всяких похвал — взять хотя бы изображение семи казней египетских. Нам этот шедевр передали несколько лет назад родные покойной Эмили Джейн Трабшо, которая приобрела его на Всемирной выставке и считала величайшим своим сокровищем. Викарий пытался отговорить родных Трабшо от такой жертвы, уверяя, что столь ценная вещь должна остаться в семье, но они не принимали никаких возражений.

— Я в жизни ничего прекраснее не видела, — заверила Тосси.

— Совершенно согласен, — кивнул священник. — Она напоминает мне памятник Альберту.

— Обожаю памятник Альберту! — подхватила Тосси. — Увидела его из экипажа по дороге на лекцию миссис Гуппи об эктоплазме и места себе не находила, пока папенька меня к нему не отвез. Эти мозаики и золоченый шпиль! — Она восторженно сжала руки. — А статуя принца, читающего каталог Всемирной выставки!

— Да, памятник выдающийся, — вставил Теренс.

— И несокрушимый, — обронила Верити вполголоса.