— В покоях возможно будет спрятаться. Между действительной стеной и возведенной стеной из бревен, распиленных пополам, будет пространство. Стены мы задрапируем шерстяными тканями, и будет не понятно, что там есть ниша. Когда я осматривала покои короля, эта идея пришла мне в голову. За нашей стеной сразу королевская кровать и очаг, как и у нас.
— Хм, да, ты права, получается, он будет прямо за стеной?
— Да, и поэтому, мы наши кровати установим прямо у входа — подальше от стены, и говорить будем только на улице, потому что как при нем, так и после его отъезда, ушей в наших стенах прибудет, а потом, сразу после того, как свита отбудет, займемся этой стеной, — почти шепотом, наклонившись к Флоренсе проговорила Таня.
— Ты считаешь, что будет время, когда эта ниша нам понадобится? — не испуганно, не удивленно, а больше для того, чтобы Таня повторно озвучила свои опасения, для понимания, что сестра тоже понимает опасность, спросила Флоренса.
— Если не понадобится, мы устроим там тайник, но лучше перебдеть, чем недобдеть, — улыбнулась Таня и поняла, что Флоренса только отдаленно поняла значение этих слов.
— Я рада, что ты так много думаешь о безопасности.
— Да, думаю, и у меня есть вопросы по еще двум башням, в которых я не была. Полагаю, в одной из них находится часовня, а вторая пустует?
— Да, одна пустует, но наш маршал — Эдвард сообщил недавно, что и там теперь есть охрана.
— А в часовне нет охраны? Я не видела возле нее солдат, и не знаю — есть ли в ней служитель, — старательно делая вид, что упоминает о часовне вскользь, продолжила расспрос Таня.
— Наш капеллан — очень серьезный и в то же время, добрый человек — его любят даже крестьяне, для которых всегда открыта часовня внизу башни.
— А мы не должны посещать службу? — перебила Флоренсу Татьяна.
— Я не столь набожна, сестра, — глаза Флоренсы забегали, — и святой отец сам молится за нас
— Думаю, все же, нужно познакомиться и осмотреть часовню — она тоже стоит на границе между нами и возможными врагами. Часовня меня интересует не больше, чем остальные части стены, сестра, — уже настойчиво ответила Таня.
— Хорошо, тогда завтра после обеда с нашим бывшим батлером мы навестим капеллана. Я не стала спрашивать, но сейчас меня просто разрывает от любопытства — что же ты задумала, коль приняла решение пригласить его голодным, да еще и усадить за стол? — Флоренса явно желала поменять тему, и то, что прогулку в часовню она назначила на послеобеденное время, говорило лишь о том, что утром она без Тани собирается навестить капеллана.
— Батлер — любитель вкусно поесть, и неделю назад я велела Магрегору кормить его лишь постной похлебкой без соли. Воду он получает в тех количествах, которые запросит, а вот хлеба — только небольшой кусочек по утрам. То, что он захотел поговорить с нами — хороший признак, значит и эти лишения даются ему тяжело. Уже неделю каждый вечер Магрегор относит в темницу большой кусок горячего пирога и отдает его стражнику, что охраняет нашего управляющего. Тот не видит, что разогревает на железе охранник, но запах этого пирога он чувствует несколько часов.
Флоренса застыла, слушая Таню, и в какой-то момент она шумно сглотнула слюну, посмотрела на пирог в руке и опустив голову тихонечко засмеялась.
— Фелисия, я и не думала, что в такой красивой головке могут жить такие изощренные методы…
— Истязания? Ты это хотела сказать? — продолжила Таня за сестру, которая как будто испугалась обидеть ее этим словом.
— Да, — коротко ответила та.
— Прошу не стесняться этого слова, если оно исходит из моего сердца, сестра. Это наказание — самое доброе по отношению к человеку, «благодаря» которому весь замок мог зимой умереть от голода. Думаю, Магрегор, который просил отдать ему батлера для расспросов, не стал бы просто дразнить его едой. Да и то количество пищи, что он сейчас ест — благо для него, поскольку это поправит его здоровье.
После того, как Флоренса уложила сына, служанки улеглись спать на выдвижных помостах возле кроватей хозяек, Таня позвала Флоренсу к столу, который сейчас был отделен ширмой, что добавила ощущение камерности, кабинета. Деревянные полки для бумаг под окном, три высоких стула, мягкие и теплые шкуры под ногами.
— Вот это мы должны сейчас испробовать, Флоренса, но я прежде хочу тебя спросить сразу — нравится ли тебе пиво или эль? — спросила Таня, вынимая из деревянного ящика четыре небольших, примерно на четверть литра, глиняных горшка.
— В холода, и когда в замке начинались болезни, мы даже, будучи детьми, пили только пиво и эль. Отец давал эль иногда перед сном, а мой муж… — после слов о муже глаза Флоренсы всегда непроизвольно опускались к полу. И пусть только на секунду в них читались страдание и тоска, потому что она тут же крепко сжимала зубы. А потом в ее взгляде появлялись сила и ненависть, и Таня знала, кого она касалась. — мой муж поил меня элем ночами, из своего кубка, и я спала как ребенок.