(не)свобода

Как и тогда, сидя в разломанных «жигулях» и выслушивая ругань бывшего мехвода, который пытался полотенцем смыть со лба кровь, Юра думал, что «карпе дием» «карпе диемом», конечно, но помимо «карпе диема» есть еще и «мементо мори», и дополняют они друг друга ровно в той пропорции, что и водка с портвейном: чуть не в ту сторону перетянешь – и всё, привет. Так что с того времени – а Юра уже и позабыл эту практику, и только теперь вспомнил о ней, лежа распластанным на баскетбольной площадке и прислушиваясь к визгу разбитой пятки, – он решил периодически возвращать себе осознанность, ту загадочную субстанцию, которой многие из его окружения мечтали достичь, но мало кто знал, как именно это сделать.

И с какого-то времени те немногие узнавали о магических практиках осознанности – от Юры.

Не сказать, чтобы вследствие этого они становились богами.

Но благодаря человеку с тростью в руке их качество жизни улучшилось. Говоря проще, они научились оглядываться вокруг.

Он мог бы продавать курсы по медитации – конечно, если бы его интересовали деньги. Но ведь, как писал Колян, пока его еще не кинул коварный Медичи, дружбу, которая дается за деньги, а не приобретается величием и благородством души, можно купить – но нельзя удержать, чтобы воспользоваться ею в трудное время.

Колян редко ошибался.

Наташа

Первым ее встретил таракан. Наташа случайно раздавила его кроссовком, едва переступив порог «сборки». Таракан оставил на подошве жирное зеленоватое пятно, но это была самая небольшая из Наташиных проблем.

Сначала их повели на осмотр: шмонали личные вещи и сумки. У Наташи отобрали зажигалку и перочинный ножик – подарок бывшего мужа, оставшийся с тех времен, когда им вместе еще не тошно было ездить в поход к Эльбрусу. Когда строгая надзирательница раза в два младше ее решительно выдернула из ее рук ножик и отправила в контейнер для запрещенных вещей, у Наташи предательски задрожали веки. Но рыдать не стала. С глаз долой, из сердца вон, как говорится.

С телефоном получилось сложнее. Телефоны в камеру тоже нельзя, как оказалось, и ладно бы номера друзей и коллег, бог с ними, – но номера дочерей она тоже назубок не помнила.

– Подождите! Можно я только…

– Что?

– Номер дочери…

Надзирательница закатила глаза и вздохнула.

– Не положено, женщина. На свидании увидитесь. Сдаем телефон.

– Но как же я им скажу, когда ко мне лучше прийти, ведь даже…

– Сдаем. Телефон.

– Тут почта работает отлично, – шепнул кто-то в очереди позади нее. – Зятя моего по беспределу посадили, типа за убийство, ему дочь каждый день писала – и приходило всё.

– Так ведь читают, – возразил другой голос.

– Так и телефоны слушают! Зато связь. Зятю вон даже лекции по экономике присылала в конспекте, чтобы мог к аспирантуре готовиться!

Наташа всхлипнула. Но ей снова удалось сдержаться. Девчонки у нее продвинутые, Даша вообще за сисадмином замужем, разберутся.

А вот на медосмотре Наташу прорвало.

– Не трогайте меня! Со мной всё в порядке! Не трогайте… – Но надзирательница привычным движением расстегнула ей лифчик, и врач с пятном псориаза на щеке, в перчатках, придирчиво осмотрел ее спереди и сзади, пощупал грудь, потом сухо потребовал снять трусы.

Еще вчера ты – главный бухгалтер, уважаемый человек и теща, много чего понимаешь, не хухры-мухры себе, пожила достаточно, и знакомства нужные есть, и связи есть, – а сегодня ты ревешь на полу в кабинете врача, словно маленькая девочка, которую мама впервые привела на осмотр. Это потом она узнала, что могло быть хуже, намного хуже. Если в СИЗО попадал «интересный» персонаж, его могли заставить вставать голым на четвереньки или загибаться, чтобы доктор и надзиратель вместе осмотрели промежность на предмет запрещенки. Понятно, что никто там не рассчитывал что-нибудь найти (хотя потом Наташе рассказали, как какая-то девочка умудрилась протащить во влагалище двести грамм кокаина), просто в тюрьме главное – не содержать тебя в камере, в тюрьме главное – раздавить в тебе человека, даже если человекосодержащего в твоей душе – на букашку.

Потом была «сборка». Как раз там на Наташу вырулил, двигаясь по своим делам, таракан.

В небольшой комнате десять на десять под тусклым светом лампочки копошились женщины самого разного возраста. Дымом заполнена вся камера, форточки плотно закрыты. Вместо приветствия навстречу раскрытой двери понеслось:

– Воздух! Откройте окно! Откройте дверь! Дайте воздуха!

– Тихо тут, – буркнул заспанный надзиратель. – Не положено.

– А задохнуться положено? Тут лежат уже некоторые!

– А если кто-то болен? Перезаражают всех!

– А что я сделаю? – не выдержал надзиратель и развел руками. – Вас много, а камера одна. Ждите, скоро позовут.

И запер дверь на ключ.