Не свое время

Труб ликующая медь.

И летят, летят карьером

На большом экране белом

Тыщи всадников лихих,

Тысячи рубак умелых,

Распаленных, оголтелых,

158

Злых, оборванных, разутых,

На скрещение продутых

Перекрестков мировых.

Как любил я без оглядки

Эти яростные схватки

И Чапая на коне! –

Дай, страна, винтовку мне!

Ни к чему пустая жалость!

Призови! Я славлю ярость,

Штык в крови, избу в огне!

Славлю вьюгу бескозырок,

Колыханье черных лент,

И пропахший воблой рынок,

И сыпной горячки бред!

Славлю сабельные взлязги,

Юность – бьющую в края!

Славлю кухонные дрязги

Коммунального жилья!

Труд шахтера, управдома,

Сталевара, предрабкома

И солдата на посту!..

Что я, Господи, плету!

Тихий шепот поздней ночью –

Чуть загадочный со сна.

Мать заплаканная. Отчим.

Спешка. Сборы. Тишина.

Сколько прожил ты на свете –

Ну и что запомнить смог?

На сияющем паркете

Комья грязи от сапог.

Век подходит к середине,

Не видать во мраке путь.

159

На разрезанной перине

Не забыться, не уснуть.

Дом напротив. Снег глубокий.

Скучный свист пурги.

Одиноко. Одиноки

За стеной шаги.

Но-но-но! Без истерии!

Что же ты молчишь?

Где же мать твоя, Мария?

Отчим где, малыш?

Две соседки моют руки,

Солнце всходит в облаках,

И со скуки дохнут мухи

На тисненых корешках.

Что ж, прощай, комхозный угол! –

Руку дай, держись!

Пусть скорей заносит вьюгой

Прожитую жизнь.

Есть в забвении лекарство

От любых потерь.

Детский дом в усадьбе барской

Открывает дверь.

Подымайся по сигналу,

По сигналу спи.

Звонкий горн и галстук алый,

Радостные дни.

Это юность наша. Школа.

Над заводом дым.

Единенье комсомола.

Осоавиахим.

160

Мир волчком уже заверчен,

Все сильнее крен.

Муссолини, Франко, Черчилль,

Гитлер, Чемберлен.

Мы идем в строю едином –

В гуле и в борьбе.

Каждый будет верным сыном,

Партия, тебе!

Вся планета озарится

Светом навсегда!

Спит спокойная столица

Мира и труда.

Дремлет Кремль – очаг свободы,

Но не спит сейчас

Друг детей, отец народов,

Думая о нас.

На заводе, в шахте, в поле,

Юны и прямы,

Лишь его железной волей

Побеждаем мы.

Он один, и в мире нету

Больше никого!

Скрип не слышен по паркету

Мягких сапогов.

Мягко стелется поземка

В улицах пустых.

Наметая снег у кромки

Мерзлых мостовых.

Но едва, оставив зданья,

На простор уйдет,

Гикнет, вздыбив на аркане

Мутный небосвод.

161

И летит, расправив плечи,

С корнем рвя дубы,

Пред собой взметая смерчи

Плача и мольбы.

Страшен вихорь этот. Страшно.

Некому помочь.

С высоты кремлевской башни

Бьют куранты. Ночь.

Спят девчонки и мальчишки

Так, как в детстве спят.

Бьет о валенок на вышке

Валенком солдат.

Мчат бессонные машины –

Вестницы потерь.

В полусне еще мужчины

Открывают дверь.

Тихо всхлипывают жены.

Лампочка бела.

Век глядит завороженно

На свои дела.

Что ему мои тревоги,

Что твоя беда?

Он ведет в тайге дороги,

Строит города.

Он идет в суровом марше! –

Что же, мой герой? –

Вот и выросли, и старше

Стали мы с тобой.

Над Москвою день сияет,

Солнышко печет.

В синем небе пролетает

Белый самолет.

162

Летчик в шлеме вниз взирает –

Равнодушен взгляд.

Мостовую оглушает

Праздничный парад.

По знаменам пробегает

Ветряная дрожь.

Нас рукою осеняет

С мавзолея вождь.

Он глядит из-под фуражки,

Как – за рядом ряд! –

Бьют в брусчатку шагом тяжким

Тысячи солдат.

Сколько их – умытых, бритых –

И за взводом взвод! –

Завтра будет перебито,

Пущено в расход.

От Москвы-реки до Буга

Ляжет тень крыла.

Заметет слепая вьюга

Мертвые тела.

Ощетинится планета –

В надолбах, ежах –

Загудят ветра по свету,

Разметая прах.

Черным дымом, гарью жирной

Небосвод затмит.

На земле – недавно мирной –

Ты лежишь – убит!

Ты ползешь глухим болотом,

Прячешься в кугу.

Ты встаешь под пулеметом

На сыром лугу.

163

Уходя, взрываешь стены

Заводских цехов.

Ты бредешь с толпою пленных

Братьев и отцов.

Ты сгораешь, как полено,

Ты – уже зола,

Но не смыть клейма измены

С твоего чела.

Ты о ней потом узнаешь,

Если доживешь.

Ты из плена убегаешь,

На восток идешь.

Ночь за облаком укроет

Яркую луну.

Ты своею смоешь кровью

Не свою вину.

Не щадя себя, обильно

Ты прольешь ее

В Кенигсберге, в Гродно, в Вильно –

На пути своем.

Ты пройдешь землей изрытой

Через Брук и Гарц,

По Тюрингии сожженной,

По Саксонии спаленной,

Чтобы выйти на разбитый

Александерплац.

Но назад бегут вагоны –

Ждут или не ждут? –

На твоих блестит погонах

Праздничный салют.

Вождь глядит из-под фуражки –

От знамен огонь!

164

Выезжает маршал с шашкой,

Горячится конь.

Как страна тебя встречает!

Горе позади!

Инвалид храпит у чайной –

Орден на груди.

С барахолки тащат шубы,

Плач стоит и смех.

И поют, ликуют трубы,

Заглушая всех.

Это зрелость наша. Это

Ночь глухая без рассвета,

Карточки, пайки.

Вся страна – сплошная рана!

На полотнище экрана

Пляшут казаки.

Голоса их сыты, звонки.

Дни летят дымком махорки

Вереницей лет.

Ах, зашей их, мама, слышишь?!

Погоди. Не надо. Тише.

Где найдешь сейчас иголки?

Ниток тоже нет!

Нет и матери... Сурово

Ты глядишь. Но надо снова

Браться нам за труд.

Пусть и голодно народу,

Но – смотри! – опять заводы

Из руин встают.

Это общие заботы.

Хватит каждому работы –

Дел невпроворот!

165

Ну, солдат, берись, удачи! –

Это он в плену был? Значит,

Нам не подойдет.

Заходите... Позже, может... –

– Ах, ты!.. – и на крик.

Эй, солдат, неосторожно,

Прикуси язык.

Видишь розовые лица?

Ну? Чего молчишь?

Ты бежал из Аушвица –