Не убоюсь зла

Тут-то советская власть и вспомнила, что они... не евреи. На этом ос-новании местное начальство попросту не выдавало людям вызовы, при-ходившие на их имя, ильинцам пришлось заказывать новые на адреса кавказских родственников и буквально контрабандой ввозить в родное село. Но ОВИР отказывался эти вызовы принимать, а те, кому все же удавалось оформить документы для выезда, получали отказы. Варнавский оказался самым настойчивым: он проложил дорогу в Москву, и вслед за ним в гостеприимный дом Слепаков потянулись и другие ильинские евреи.

Маша ходила с ними по инстанциям, я передавал информацию о них в Израиль и на Запад. Летом семьдесят шестого года мы с Бородой ре-шили побывать в Ильинке; приготовили подарки, сувениры из Израиля, накупили продуктов -- ибо в СССР уже давно везут продукты питания не из деревни в город, как во всем мире, а наоборот; да и не во всяком городе их достанешь -- разве что в Москве. Но как ехать? На поезде ту-да не добраться: слишком глухая провинция...

Неожиданно предложил свою помощь Саня Липавский. Машина у него есть, на работе полагаются отгулы -- словом, он, как всегда, был к нашим услугам. Выбрались мы из города на рассвете, ехали почти весь день, но в Ильинку так и не попали. В нескольких километрах от нее, на размытой ливнями единственной грунтовой дороге, ведущей в село, нас остановили милиционеры. С ними были двое штатских: председатель сельсовета и председатель колхоза.

-- Ваши документы!.. Вы задержаны до выяснения личности. К кому едете? С кем из колхозников знакомы?

-- На каком основании нас задержали?

-- В соседнем районе произошло убийство на шоссе, ваша машина похожа по описанию на разыскиваемую. Мы должны проверить. Кроме того, в селе карантин: среди скота эпидемия.

Нас отвезли в райцентр -- Таловскую; машину мы оставили во дворе отделения милиции, а сами переночевали в гостинице. На следующее утро нам предъявили ордер на обыск машины. Липавский, как ее хозя-ин, остался рядом с ней, а мы с Бородой -- благо за нами вроде бы не следили -- вышли на улицу и бросились ловить попутную машину в Ильинку: ведь у Володи -- вызовы из Израиля, может, хоть их удастся провезти в село. За три рубля молодой паренек, водитель грузовика, со-гласился подбросить нас -- до места всего километров десять. Мы забра-лись в кузов, ехали стоя, держась за борта, -любовались окрестной природой: полями, лесами, озерами. Однако у самого въезда в Ильинку легли на грязные доски -- на всякий случай.

Это не помогло. Грузовик остановили, в кузов забрались милиционе-ры. Последнее, что я видел, пересаживаясь в милицейскую машину, -- как двое подошли к мальчишке-шоферу, и услышал угрожающее:

-- На американцев работаешь?!

Когда мы уже тронулись, паренек подбежал к нам и бросил в раскры-тое окно автомобиля трешку:

-- Заберите свои проклятые деньги!

Когда мы приехали в Таловскую, выяснилось, что обыск как раз за-кончился. Нам объявили еще одну причину, по которой нельзя проехать в Ильинку: военные маневры, -- и вот уже один из милиционеров сел в нашу "Волгу", и мы, в сопровождении милицейской машины, покинули Воронежскую область.

В Москве нас ждал Роберт Тот, который поначалу собирался ехать с нами, но, обратившись к властям, "попал в отказ"; вскоре в "Лос-Анд-желес Тайме" появилась его статья "Евреи выжили в глухом селе". На-ша Хельсинкская группа подготовила специальный документ о жителях Ильинки, о них стали чаще говорить западные радиостанции, и через несколько месяцев в Израиль улетел первый их представитель -- старик Варнавский, -- а за ним и другие...

А сейчас я знакомился со справками, которые зачитывал Солонченко; из них следовало, что желающих выехать из Ильинки в Израиль нет. Никто заявлений в ОВИР не подавал. Да и зачем? Живется им в СССР прекрасно. Десятки документов посвящены описанию богатой жизни в селе: на сотню семей есть немало велосипедов, несколько мото-циклов и даже одна машина (у председателя сельсовета).

Следователь положил передо мной фотографии коров и кур:

-- Смотрите, почти в каждой семье есть корова! К чему им ваш Из-раиль?

Он даже продемонстрировал мне фильм о поездке "обвиняемого в из-мене Родине Шаранского в село Ильинку" -- эти слова говорит диктор в начале фильма. Дальше следуют показания милиционеров и шофера о том, как мы прокрадывались в Ильинку, -- причем никто не объясняет: а почему, собственно, нас туда не пускали? Завершалась лента кадрами колхозного изобилия: поля, коровы, гуси...

Очевидно, сами власти сочли эти аргументы недостаточно убеди-тельными, и в ход был пущен самый главный довод: жители села -- во-обще не евреи. Так утверждают в своих письменных заключениях воро-нежские историки. Если царское правительство уговорами и принужде-нием старалось вернуть этих людей в лоно "истинной веры", то в совет-ские времена дела решаются куда проще: власти сами решают, кто ев-рей, а кто -- нет.

-- Вы, сионисты, доходите до того, что даже наших, русских людей записываете в евреев! -- возмущенно воскликнул Илюхин.