Не выпускайте чудовищ из шкафа (СИ)

Да, тело он вниз не снес бы. Но если тело шло само? С ментальным подавителем и ребенок бы справился. Или женщина. Кто подумает на женщину?

Правда, Мишка выбивается. Ему сломали шею без всяких подавителей. Почему, к слову? Или… с собой в тот раз не было? Игрушка-то редкая.

И потерять можно.

И вдруг да кто увидит. Даже если не поймет, что видел, может вопросы начать задавать. А там… да, тогда подавителя не было. Убийство спонтанное. А вот сюда он шел намеренно.

Постучал.

Разулся.

Повесил плащ или куртку, или что там…

- Медведь не стал бы. Зачем ему? – возразил Сапожник, снимая с полки кружки. Две. И один стакан. Посуды мало. Жил Ник-Ник один. Но в гости кто-то да захаживал.

- Мало ли… у Барского имелись деньжата, все это знали. Да и он особо не скрывал. Вон, каждую неделю, считай, прогуливался в Лозинск, - голос Тихони зазвучал громче и уверенней. – А в отпуск и подальше куда. Не в столицу, но ездил.

- Мишка-то тут причем?

- Мишка клад нашел.

- Кто сказал?

- Все говорят. Он тратить стал много, - чай Тихоня насыпал из пачки. И чай дешевый, как и все-то в доме, включая клеенчатую скатерть с затертыми ягодами клубники. – Недавно. Откуда деньги?

Чайник закипал медленно.

И Бекшеев не мог отделаться от сюрреалистичности происходящего. Он собирается пить чай на месте преступления в компании двух потенциальных подозреваемых. А в соседней комнате, на полу, лежит покойник. Хозяин и чая, и дома.

- Камни, - сказал он. – Мишка нашел кристаллы альбита. Сдавал их через Барского, судя по всему. Собирался сбежать с острова. С… девушкой.

Упоминать имя девушки Бекшеев не стал.

Смысла в этом особо нет.

Чайник пыхнул паром, и Тихоня подхватил его, сняв голой рукой.

- У меня. Чувствительность. Снижена. Неправильная инициация, - пояснил он. – Ни холода, ни тепла. Ничего почти не ощущаю.

Мог ли он рассказать все то, что рассказал, просто чтобы отвести от себя подозрения?

Хотя… сложно как-то.

Или нет?

Не хватает. Информации. Опыта. С бумагами… другое. Все другое.

Сапожник подвинул к себе сахарницу и бросил в чай три куска. Подумал, бросил еще три.

- Тяга к сладкому, - пояснил он. – Если так… это надо со старым Шмейером поговорить.

- Кто это?

- Человек один… - Сапожник чуть поморщился. – Скупает… разное. И достать может. Тоже разное.

- Документы?

- И их. От отца дело перенял, а тот от деда… а дед вроде сперва при шахтах был, но как закрыли, то со свободными охотниками дело имел. Если кто и знает про кристаллы, то он. Но с Мишкой дела иметь не стал бы.

- Почему?

- На кой ему со старым Яжинским отношения портить? Нет, сразу бы донес…

Тогда понятно, зачем Мишке Барский.

- Я… не могу убить, - Сапожник поднял руку над столом, потом повернулся и вытянул. И вторую. И руки мелко-мелко затряслись. Сперва задергались кончики пальцев, потом ладони, а потом он, не выдержав, уронил их на колени. – Я иногда ложку с трудом удерживаю.

- Ломали? – осведомился Тихоня и сам себе ответил. – Потом сращивали. И опять ломали. Если часто и быстро сращивали, то нервы до конца восстановиться не успевают.

Надо же, а теперь он говорил почти и нормально, разве что тихо.

Сапожник кивнул.

- Допрашивали?

- Сперва. Потом… просто. Да и до того… я ж в штабе сидел. Да, вроде бы и при особом отделе, но в научно-исследовательской группе. Сперва. Потом перевели в группу стратегического планирования. Оно так хитро называлось, но по сути… там определяли территории под зачистку.

Тихоня хлебнул кипятку.

- Лагеря?

- И не только. Рабочая сила… структура. Возраст, чтобы не меньше и не больше. Пол. Физические кондиции. Причины для выбраковки. Планы выставлялись, сообразно которым необходимо было поставлять рабочие руки. Потом… потом те, кто подлежал ликвидации. Тоже расчет. Привоз. Нагрузка. Лагеря не должны переполняться. Как и пустовать.

Щека дернулась.

- Сам я никого… никогда… даже когда в лагеря ездили. Инспекционные… обязательные. Это ведь экспериментальная система была. Развертывание планировалось по всей Европе. Освобождение жизненного пространства. При малых затратах. Там… такие обоснования.

- Успокоительные – штука хорошая… не всегда берут.

- И снотворное хреновато помогает. Но без него вообще никак.

- Ты ж говорил, что ты опасный человек, - Бекшеев понял, что отвел взгляд. И за это стало стыдно.

- Врал.

- Зачем?

- Да… как-то по привычке, что ли. Сперва… я запахом смерти пропитался. Насквозь. Те, кто на войне, чуют его. Меня сторонились. Боялись. Да я и сам страшный был. По лоскуткам сшитый и кривой. Сумасшедший на всю голову. Хрен знает, что от такого ждать. Мне же и лучше. Я… на людей после такого смотреть не мог. Все казалось, что они догадались. Про то, кем я был. Что делал. Что… все-то знают. Или вот-вот узнают. И тогда… я же тварь. Чудовище.

Или тот, кто спешит чудовищем притвориться.

- Потом… привык уже. Одному легче. Чтоб не сболтнуть ненароком.

- И сбежал из Петербурга поэтому же?

- Я не сбегал. Но… душно там. И все-то смотрят, как на героя… меня и к награде предоставили. За что? Я… я людей на смерть отправлял. А они к награде.