Не выпускайте чудовищ из шкафа (СИ)

- Я как будто… - Сапожник закрывает глаза. Он стоит, упираясь руками в колени, согнувшись, и дышит тяжко, с присвистом. – Как будто… кровь закипит. Такое бывает… если стимулятор… принять.

Пыль.

Красная пыль в сумеречном зрении красной не выглядела. Она переливалась всеми оттенками перламутра, и от этого мутило.

- Надо… сейчас, - Сапожник затряс головой. – Что за дрянь? Ты чувствуешь?

Прилив сил.

Пожалуй.

И еще головная боль ушла. Вообще боль ушла. Тело легкое, кажется, если оттолкнуться, можно… нет, не взлететь, но почти. И Бекшеев, хихикнув, прыгает.

А еще он понимает.

Да! Он никогда прежде не понимал все так ясно.

- Карты, - он, кажется, кричит, потому что собственный голос пробуждает к жизни эхо. И то отвечает из темноты:

- Ты, ты, ты…

- Этот коридор… нужен. Его начали прокладывать, только наметили… пробные бурения были. Уровень четыре, дробь три. А три дробь четыре – третья шахта, четвертый уровень. И так, и этак можно.

И рассмеялся.

А Сапожник покачал головой.

- Тут… какая-то пакость.

- Пыль. Альбитовая. Здесь, - Бекшеев махнул руками. – Много-много пыли… много-много альбитовой пыли и силы… он накапливает энергию. Природный материал… в некоторых условиях. Накапливает. Понимаешь?

Собственный язык казался медленным, куда медленнее мыслей.

Все понятно.

Жила была.

Ушла вниз, согласно отчетам. И процент выхода в породе упал ниже окупаемого минимума. Это было в документах, которые Сомов передал. Про процент. И про выход.

Планы.

А в тех бумажках, что нарисовала Отуля, было другое.

Четыре, мать его, дробь три.

Три дробь четыре.

Совпадение.

Дышать. Избыток силы действует как природный стимулятор, но это небезопасно. И в подтверждение тому опять лопаются сосуды в носу. Кровь падает на камни, и те отзываются яркими огоньками.

Надо…

Надо вдох. Выдох. И контроль. Снова контроль. Сейчас не время срываться в окно, когда все и без него ясно. Разогнуться. Сделать шаг. Тело кажется обманчиво легким, поэтому нуждается в особом контроле.

Тряпка.

Бекшеев сдирает рубашку и, разодрав пополам, протягивает часть Сапожнику.

- Лицо обмотай.

- Зачем? – у него улыбка совершенно безумная. – Хорошо же!

- Это… иллюзия, - говорить снова тяжело, потому что мысли куда быстрее языка. И язык спешит, заплетается, а слова выходят скомканными. Непонятными. – Опасная. Может спровоцировать выброс. И будешь пустым.

- Я и так пустой. Был.

- Накрой. Если хочешь кого-то спасти.

Если есть, кого спасать.

Это же… неразумно, да. Аналитиков учат пользоваться разумом. Он – инструмент. Самый совершенный из тех, которыми обладает человек. А Бекшеев добровольно отказывается от дара.

От дара, который здесь может раскрыться с прежней силой.

Или с большей.

В насыщенной породе.

В лабораториях ведь создавали искусственные камеры, облицованные альбитом. И распыляли в воздухе альбитовую пыль. Накачивали силой. Раскачивали тех, кто обладал даром.

Усиливали.

Меняли.

Закрытая технология. А тут… естественная среда.

И надо пользоваться.

Сапожник молча завязывает обрывок рубашки так, чтобы прикрывать и рот, и нос. От силы мокрая ткань не спасет, а вот пыли внутрь проникнуть не даст. Какая-никакая, а защита.

Дальше что?

Дальше…

Дар.

Аналитики близки к провидцам. Бекшеев что-то такое слышал. Другой тип восприятия и интерпретации данных, а в основе то же использование тонких энергий. И способности.

Способности были.

Еще был бег. Он сам не заметил, как перешел на него, боясь опоздать и понимая, что опаздывает.

Тупик.

Тупик, мать его.

Коридор обрывается резко. И Бекшеев едва не влетает в стену. Нога подворачивается, стреляя болью в колено. И он падает-таки, ссаживая ладони о камень. Тот крошится, и мелкая крошка впивается в кожу. Здесь и сейчас чувствительность обострилась до предела.

Тупик.

Должен быть ход.

Должен!

Кажется, это он вслух сказал.

- П-погоди, - Сапожник подал руку. – Тут иначе надо… сейчас… у меня дар своеобразный. Из-за него, собственно… в общем, там закрыли. Дар. В госпитале. И к лучшему, а здесь вот… насыщенная среда.

Бекшеев поднялся.

Тупик.

Три дробь четыре.

Три…

- Не шевелись, - пальцы Сапожника почти коснулись лица. – Нам нужно будет вернуться к спуску. Скобы…

Скобы?

- Свежие. Некоторые. След. Я могу уловить след… такой… не ищейка, конечно, хотя мог бы стать. Чувствую. Удобно, когда нужно отыскать тайник. Или на кнопках сейфа остается. На тех, что чаще используются. Или на документах.

Он убрал руку.

- Теперь я смогу отделить твой след от другого.

Бекшеев, пожалуй, тоже смог бы. И может. Жаль, не сообразил сразу. Но с другой стороны все-таки поиск следов – не его компетенция. Ему дается сложнее.

Возвращение, как ни странно, занимает приличное время. А казалось, отошли всего-то на десяток шагов. Или просто под землей расстояния воспринимаются иначе?

Не важно.

Скобы и вправду различаются. Та, которая третья снизу, явно чище остальных. Новее. И след на ней… есть. Металл плохо держит энергию, поэтому получается не сразу.

- Наигрался? Теперь отойди, - Сапожник тщательно ощупывает каждую скобу. Даже поднимается на пяток вверх, а потом спускается.

Поворачивается.