Читаем Не вышел из боя полностью

Нынче ж оловянные солдатики

Здесь, на старой карте, встали в строй.

Лучше бы уж он держал в казарме их,

Только на войне как на войне,

Падают бойцы в обеих армиях

Поровну на каждой стороне.

И какая, к дьяволу, стратегия,

И какая тактика, к чертям!..

Вот сдалась нейтральная Норвегия

Толпам оловянных египтян.

Левою рукою Скандинавия

Лишена престижа своего,

Но рука решительная правая

Вмиг восстановила статус-кво.

Может быть, пробелы в воспитании

И в образованьи слабина.

Но не может выиграть кампании

Та или другая сторона.

Совести проблемы окаянные –

Как перед собой не согрешить?

Тут и там солдаты оловянные –

Как решить, кто должен победить?

Сколько б ни предпринимали армии

Контратак, прорывов и бросков,

Всё равно на каждом полушарии

Поровну игрушечных бойцов.

Где вы, легкомысленные гении,

Пли вам являться недосуг?

Где вы, проигравшие сражения

Просто, не испытывая мук?

Или вы, несущие в венце зарю

Битв, побед, триумфов и могил,

Где вы, уподобленные Цезарю,

Что пришёл, увидел, победил?

Нервничает полководец маленький.

Непосильной пошей отягчён,

Вышедший в громадные начальники

Шестилетий мой Наполеон.

Чтобы прекратить его мучения,

Ровно половину всех солдат

Я покрасил синим – прочь сомнения!

V гром вижу – синие лежат.

Я горжусь успехами такими, но

Мысль одна с тех пор меня гнетёт

(Как решил он, чтоб погибли именно

Синие, а не наоборот?

<p><strong>Дайте собакам мяса …</strong></p>

Дайте собакам мяса –

Может, они подерутся.

Дайте похмельным кваса –

Авось они перебьются.

Чтоб не жиреть воронам –

Ставьте побольше пугал.

А чтобы любить – влюблённым

Дайте укромный угол.

В землю бросайте зёрна –

Может, появятся всходы.

Ладно, я буду покорным –

Дайте же мне свободу!

Псам мясные ошмётки

Дали – а псы не подрались.

Дали пьяницам водки,

А они – отказались.

Люди ворон пугают,

А вороньё не боится.

Пары соединяют,

А им бы разъединиться.

Лили на землю воду –

Нету колосьев – чудо!

Мне вчера дали свободу…

Что я с ней делать буду?

[1965–1968]

<p><strong>Рядовой Борисов…</strong></p>

– Рядовой Борисов! – Я. – Давай, как было дело.

Я держался из последних сил:

– Дождь хлестал. Потом устал. Потом уже стемнело…

Только я его предупредил.

На первый окрик «Кто идёт?» – он стал шутить.

На выстрел в воздух –· закричал: – Кончай дурить!

Я чуть замешкался и, не вступая в спор,

Чинарик выплюнул и выстрелил в упор.

– Бросьте, рядовой. Давайте правду, – вам же лучше.

Вы б его узнали за версту.

– Был туман. Узнать не мог. Темно. На небе тучи.

Кто-то шёл. Я крикнул в темноту.

На первый окрик «Кто идёт?» – он стал шутить.

На выстрел в воздух – закричал: – Кончай дурить!

Я чуть замешкался и, не вступая в спор,

Чинарик выплюнул и выстрелил в упор.

– Рядовой Борисов, – снова следователь мучил, –

Попадёте вы под трибунал!

– Я был на посту. Был дождь, туман, и были тучи… –

Снова я упрямо повторял.

На первый окрик «Кто идёт?» – он стал шутить.

На выстрел в воздух – закричал: – Кончай дурить!

Я чуть замешкался и, не вступая в спор,

Чинарик выплюнул и выстрелил в упор.

Год назад (а я обид не забываю скоро)

В шахте мы повздорили чуток,

Правда, по душам не получилось разговора –

Нам мешал отбойный молоток.

На крик души: «Оставь её!» – он стал шутить.

На мой удар он закричал: – Кончай дурить!

Я чуть замешкался, – я был обижен, зол –

Чинарик выплюнул, нож бросил и ушёл.

Счастие моё, что оказался он живучим.

Ну а я, я долг свой выполнял.

Правда ведь, был дождь, туман, по небу плыли тучи –

По уставу, правильно стрелял.

На первый окрик «Кто идет?» – он стал шутить.

На выстрел в воздух – закричал: – Кончай дурить!

Я чуть замешкался и, не вступая в спор,

Чинарик выплюнул и выстрелил в упор.

[1967–1968]

<p><strong>ДАЛЬНИЙ ВОСТОК</strong></p>

Долго же шёл ты, в конверте листок, –

Вышли последние сроки.

Но потому он и Дальний Восток,

Что – далеко на востоке.

Ждёшь с нетерпеньем ответ ты –

Весточку в несколько слов…

Мы здесь встречаем рассветы

Раньше на восемь часов.

Здесь до утра пароходы ревут

Средь океанской шумихи –

Не потому его Тихим зовут,

Что он действительно тихий.

Ждёшь с нетерпеньем ответ ты –

Весточку в несколько слов…

Мы здесь встречаем рассветы

Раньше на восемь часов.

Ты не пугайся рассказов о том,

Будто здесь самый край света, –

Сзади ещё Сахалин, а потом –

Круглая наша планета.

Ждёшь с нетерпеньем ответ ты –

Весточку в несколько слов…

Мы здесь встречаем рассветы

Раньше на восемь часов.

Что говорить, – здесь, конечно, не рай.

Но невмоготу переписка.

Знаешь что, милая, ты приезжай:

Дальний Восток – это близко.

Скоро получишь ответ ты –

Весточку в несколько слов!

Вместе бы встретить рассветы

Раньше на восемь часов!

[1968]

<p><strong>Мне каждый вечер зажигают свечи…</strong></p>

Мне каждый вечер зажигают свечи,

И образ твой окуривает дым.

И не хочу я знать, что время лечит,

Что всё проходит вместе с ним.

Теперь я не избавлюсь от покоя:

Ведь всё, что было на душе – на год вперёд,

Не ведая, она взяла с собою –

Сначала в порт, а после – в самолёт.

В душе моей – пустынная пустыня.

Так что стоите над пустой моей душой?!

Обрывки лесе я там и паутина –

А остальное всё она взяла с собой.

В моей душе всё – цели без дороги,

Поройтесь в ней – и вы найдёте лишь

Две полуфразы, полудиалогн,

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное