Кажется, что последнее слово он произносит с трудом, но она едва замечает это, потому что он впервые назвал ее: “Джейн”. (И ей не сразу удается вспомнить, что это ее имя, потому что его губы всегда произносили: “Мисс Френч”, а его глаза: “Белль”.)
- Вы… - она сглатывает, крепче охватывает себя руками (вцепляется в рукава, и ткань серая, и ей жаль, что цвет такой блеклый, ей хочется, чтобы на ней сейчас было что-нибудь яркое). - Вы еще придете?
Он медленно оборачивается, чтобы взглянуть на нее, и он тщательно сохраняет дистанцию между ними. Его губы вздрагивают в почти-улыбке почти-надежды. И она почти улыбается ему в ответ. И он спрашивает:
- Ты хочешь этого?
Она не знает (но думает, что могла бы захотеть). Она пожимает плечами. Кидает на него быстрый взгляд, прикусывает нижнюю губу.
- А ты?
- Я спросил тебя не об этом.
Она собирает все свое мужество. И кивает.
- Хорошо, - говорит он. - Мы увидимся.
Она поднимает глаза и улыбается.
- Мы увидимся, мистер Голд.
- Хорошо,- говорит он. - Думаю, мы еще увидимся, мисс Френч.
Его слова окрашены сильным акцентом, и последние звуки тяжело откатываются от него:
- Удачи с уборкой.
Сознание уже испуганно нашаривает педали, чтобы дать задний ход, и ужас прокатывается по венам ледяной водой. Но она вспоминает, что он добр к ней. Она вспоминает, что он всегда говорит ей правду. Она вспоминает, что у нее есть право выбора.
И на миг (а, возможно, только миг ей и нужен) она храбра.
Его улыбка становится грустной, но все же это улыбка. И от этого внутри Джейн вспыхивает искорка мужества.
- До свидания, мисс Френч.
Когда Голд скрывается в своей лавке через дорогу, она закрывает дверь и задвигает засов.
В два часа она вынимает пейджер и отправляет сообщение Руби, отменяя их встречу.
========== Глава 6 ==========
Глава 6
Все «отлично» по средам (но не намного лучше, чем обычно).
Все проходит «отлично» с отцом, но, насколько она читала об отцах, «отлично» — всего лишь бледная тень того, что должно быть на самом деле. (Всего лишь мрачное привидение, потому что она могла бы броситься ему на шею и назвать «папочкой». Всего лишь тусклое отражение, потому что они могли бы танцевать в гостиной, улыбаясь и смеясь. Всего лишь мираж – такой же тяжелый, как надвигающиеся сумерки, потому что она могла бы любить его, а не просто наносить «отличные» визиты.)
Ко второй среде – когда она понимает, что слишком неохотно покидает стерильную больничную палату для посредственного ужина в тесном бунгало в настолько же не вдохновляющей компании, она решает: что-то должно измениться. Она хочет гораздо большего от жизни, чем такое вот «отлично».
Но она не знает, что нужно для этого сделать.
Поэтому она идет на ужин.
Она садится. Она ждет. Она улыбается в нужных местах и старается не вздрагивать, когда отец кладет руку ей на плечо или жует недоваренное спагетти в почти полной тишине. Она гоняет еду по тарелке и чувствует себя нашалившим ребенком. И отец, несмотря на всю свою шумность и непрерывную болтовню, все же замечает это.
— Что-то не так? – спрашивает он, прожевывая спагетти и запивая глотком красного вина. (На нем ровно половина : парадные брюки и парадная рубашка с расстегнутым воротником и незастегнутыми манжетами. Одежда не соответствует ему ни по стилю, ни по длине рукавов).
Она выдавливает улыбку и качает головой. Ей следовало бы встретиться с ним взглядом, но соус на спагетти пестрит красным в оранжево—желтом свете верхней лампы, и почему—то ей легче улыбаться тарелке.
— Не голодна?
— Просто я сегодня поздно обедала.
— Что же ты ела?
— Кобб-салат*, – отвечает она. На миг она поднимает взгляд на корзинку с чесночным хлебом, затем снова смотрит на юбку своего желтого платья. – И свежий хлеб.
— Звучит заманчиво.
Она улыбается, кивает и разрезает ребром вилки соломинку спагетти пополам.
Она думает, что он ест «У бабушки» чаще, чем дома (недоваренное спагетти только усиливает её подозрения), потому что он задумчиво кивает и говорит:
— Новинка в меню?
— Домашнего приготовления.
— Пробуешь себя в кулинарии? – он наматывает спагетти на вилку и смотрит на Джейн, широко улыбаясь и задорно прищуривая голубые глаза. – Что же, по крайней мере в этом ты гарантированно превзойдешь своего старика.
— Ужин отличный, отец. Спасибо! – она улыбается и смотрит на него (с непокрытой головой он выглядит странно, и вилку держит так, будто это садовая лопата). Он улыбается в ответ, а она качает головой. – Но я сказала только, что обед был домашнего приготовления. Это не значит, что его готовила я.
К тому же, как она может сделать что-то «домашнего приготовления», если у неё и дома-то нет?
В последнее время ей не приходилось заниматься готовкой, потому что в больнице у неё нет ни плиты, ни холодильника. Потому что у неё нет ни кастрюль, ни сковородок – кроме тех, что дают ей Мэри-Маргарет и Эмма, а их маленькая квартирка переполнена, не хватает им еще вторжения Джейн на кухню. Да и зачем ей готовить, когда в городе столько кафе и ресторанов, а еще ей приносят запеканку (как будто она больна или где-то были похороны).
— Готовила Руби?