Не забудь меня (ЛП)

— Сожалеет, что потерял тебя? Ну, еще бы. Он заполучил тебя в одной из своих сделок. Ты для него лишь марионетка. Ты… — он вскидывает руку и с грохотом опускает ее на стол. — Ты его садовое украшение.

Иголочки слез покалывают глаза. Зрение становится расплывчатым, и соус на тарелке слишком напоминает кровь.

— Он не любит тебя, Белль. Он околдовал тебя.

Околдовал.

Конечно же, отец имеет в виду не волшебство (вспышки огненных шаров, вливающиеся в вены ручейки страха). Он имеет в виду власть, или влияние, или шантаж (или даже, вероятно, шоры любви). Его словам есть разумное объяснение, разумное, но все же они парализуют ее.

Она роняет руки на колени и сжимает кулаками салфетку и платье до боли в костяшках.

— Он держал тебя в плену.

Паника прокатывается по ней волнами, обдавая кожу (хоть волосы и не собраны в высокую прическу) холодным воздухом, ленточка на запястье — это браслет оков, а желтое платье становится больничным халатом, который она носила целую вечность. Тошнота стискивает желудок, как только что комкали платье руки, и дело не в спагетти, все дело в отце и мистере Голде. (И его имя уже не приносит ей облегчения, потому что из-за его имени этот обед прошел далеко не «отлично».)

Она чувствует, как ее сознание припоминает того человека (с оскаленными зубами и черными глазами) вместо мистера Голда (с тихой покорностью и мягким, нетяжелым взглядом карих глаз).

— Он едва не убил меня.

Мир загустевает, подобно соусу для спагетти. Часы на кухне тикают преувеличенно медленно. Между вдохом и выдохом, между ударами сердца — сотни миль.

— Едва не убил тебя? — ее голос дрожит, вновь после стольких дней устойчивости — дрожит. Она чувствует себя так, словно ее отхлестали, избили и загнали в угол. — Нет… нет, он не мог. Может, это был несчастный случай? Недоразумение?

Он едва не убил пирата, да, но тот ранил ее, и жестоко улыбался, и потешался над болью Голда. Она могла понять его в тот момент. Но пытаться убить ее отца — грузного, неповоротливого, несгибаемого и пекущегося лишь о ее благе…

— Он наставил на меня пистолет, Белль. Он связал меня и отвез в лес. Он избил меня.

Мир лихорадочно кружится, выгибает спину и грозит сбросить ее наземь. Она балансирует на самом краю реальности, и она видит, как мистер Голд стискивает горло пирата, она видит огненные шары и жестокость, и, может, отец все же прав, и в мистере Голде и впрямь кроется чудовище. (Но он также добр, и ей не удается примирить эти два видения, соединить Кобб-салат и дуло пистолета).

— Это правда. Спроси доктора Вэйла. Я все еще сплю в шейном бандаже.

Лишь одно слово пробивается на поверхность.

— Почему?

— Потому что он таков.

— Почему ты рассказываешь мне это? — она взглядывает на него. Ему не подходит ни его одежда (половина костюма), ни это место. Он потирает пальцы, в них въелась грязь (и она знает, что пятна уже не вывести, хоть тысячу раз мой руки), и она знает, что он хочет взять ее за руку. Но она не тянется к нему, потому что, если он коснется ее руки, он, может быть, уже не выпустит ее.

Но голубые глаза отца широко раскрыты, честны, и в его глазах боль (хотя в карих глазах ее намного больше). И, когда он наконец отвечает, она знает, что он говорит правду:

— Потому что он отнял тебя у меня. Дважды. И больше я никогда этого не допущу.

Десерт они пропускают, и отец отвозит ее в больницу.

Он высаживает ее на парковке, и она прощается с ним, не отрывая взгляда от тротуара.

В ее сумке пейджер, и «Джейн Эйр», и семь долларов, и желтая ленточка (потому что на запястье эта ленточка сводит ее с ума), и доктор Вэйл встречает ее в холле. Он спрашивает, все ли в порядке, и он называет ее «Джейн» (он произносит ее собственное, настоящее имя, потому что он всегда его помнит, а ее отец всегда забывает), и он приводит ее в палату.

Когда она задает ему вопрос, он рассказывает ей правду (дуло пистолета, похищение, два сломанных ребра, повреждения позвоночника и разбитое в кровь лицо) и, когда она начинает плакать, он протягивает ей носовой платок.

Она переодевается в джинсы и свитер.

В десять вечера она оказывается на крыльце Лероя, и со стаканом рома они вместе до утра смотрят поздние телешоу. Они не разговаривают, но его молчание и вечная хмурость действуют на нее успокаивающе. Он переключает каналы, и она в конце концов засыпает на его кушетке, и она знает, что все с ней будет хорошо.

С ней все будет «отлично».

(Когда—нибудь.)

Комментарий к Глава 6

*Кобб-салат – это одно из самых популярных американских блюд, состоит из обжаренного куриного филе, авокадо, вареных яиц, бекона, сыра с плесенью, помидор черри и смеси салатных листьев. (прим. пер.)

Перевод выполнен совместно с Etan.

========== Глава 7 ==========

Глава 7

Она сидит в палате, не закрывая двери, (уже который день) и наблюдает за проходящими мимо медсестрами. Они всегда торопятся, всегда в движении, носятся с картами, шприцами или пластиковыми бутылочками таблеток. Всегда заняты делом, снуют по коридорам непрерывным потоком, пока она сидит на берегу одинокого островка, наблюдая за тем, как все и вся проплывает мимо.