Он кивает. Ее молчание ранит его до глубины сердца, и ей стыдно, что она причиняет ему столько боли, но он должен понять.
- Разумеется,- говорит он, и его пальцы смыкаются на салфетке, разворачивая и сворачивая ее. - Разумеется.
Она стоит там в течение долгой минуты, и ветер раздувает ее волосы, но она хочет уйти.
Но в его глазах (его глаза карие, и печальные, и старые, и почему-то это все меняет) боль. Ему больно, и ей больно, боль пробирает все ее существо.
Она снова пожимает плечами.
- Хорошо.
Он вскидывает голову, словно от звука выстрела.
- Я скажу вам, - говорит она и чуть шире открывает дверь. - Когда я буду готова, я скажу вам.
Он улыбается, и в его глазах стоят слезы, и она рада, что ветер дует в дверь все сильнее, потому что ей кажется, что Голд вытесняет из комнаты кислород.
Его улыбка говорит: “спасибо” громче, чем она может выдержать. Его улыбка говорит: “спасибо”, а она ничего не дала ему, кроме ложной надежды и обещания прийти на ланч.
- Вы найдете мой номер в вашем телефоне, - говорит он (как только ему удается сдержать свою улыбку и спрятать ее за спокойным лицом и сияющими глазами).
- Вы записаны как мистер Голд?
Он усмехается, чуть качнув головой. Он снимает с прилавка руку и сгибает в кисти сдержанным, но выразительным жестом. Жест кажется нехарактерным, слишком ярким для одетого в деловой костюм пожилого человека с седеющими волосами.
- Возможно, дорогуша, - в последнем слове нет оттенка пренебрежительности. - А, может, и нет.
Когда она уходит, сжимая ключ в руке, в его глазах скользит что-то, сродни подмигиванию. И его слез она больше не видит, потому что они глубоко спрятаны за чем-то, что почти похоже на надежду.
========== Глава 3 ==========
- Написано “Румпель”, - говорит она, усаживаясь за стол напротив него. - В моем телефоне.
Она не говорит: “привет”, потому что ответы ей нужнее, чем неловкие паузы в вежливой беседе, потому что у нее дрожат руки, и пересохло во рту, и единственное, что удерживает ее от побега в дамскую комнату и приступа тошноты, – это желание узнать больше об этом имени (возможно, их встреча окажется очень короткой).
Если ее удивление и отрывистость и удивили его, виду он не подает. Он просто складывает руки на виниловой поверхности стола и отвечает:
- Да. Я так и думал.
- Почему?
- Белль нравилось это имя.
Он не хочет рассказывать ей, но она должна знать, потому что думает об этом уже две недели, потому что ее сознание испещрено белыми пятнами, которые она не в состоянии заполнить, и это - один их тех вопросов, на который возможно, существует ответ. Потому что мистер Голд так же отчаянно нуждается в имени, как и она. (Потому что у чудовищ не бывает имен - только у людей).
На ней снова коричневато-желтая юбка. На этот раз с голубой блузкой и желтым кардиганом. И волосы убраны с лица, и в кармане у нее лежит сотовый с именем “Румпель”, и она обладает мужеством, потому что, не будь она готова к встрече с ним, она не находилась бы здесь. И ей нужен ответ. Потому что ей нужно осветить этот крошечный кусочек своей таинственной, невозвратимой жизни.
И она складывает руки на столе, как и он (хотя она не прикасается к Голду, она на дальнем конце крошечного стола). Она складывает руки, и суживает глаза, и смотрит на выглядывающий из его кармана фиолетовый квадратик, потому что сегодня она не может заглянуть ему в лицо, и спрашивает:
- Это сокращенная форма?
Молчание стучит в уши, молотит кулаками в дверь, боевые барабаны возвещают об отступлении в больницу, где последний бастион ее рассудка скрывается за баррикадой книг, и где никто не может приходить к ней, если она не разрешит этого, и она в безопасности, и она спокойна, (и она заперта в ловушке), и ничего плохого никогда не случится.
Молчание гремит, и сознание затопляют крики, и мистер Голд произносит едва слышным шепотом:
- Румпельштильцхен.
И все замолкает. Она слышит, как он шевельнулся. Она слышит собственное дыхание.
- Румпельштильцхен? - говорит она.
Он вздрагивает. Звук его имени - это выстрел, направленный в квадратик фиолетового платка и попавший в сердце (она говорит как Белль). Она смотрит на него, а он смотрит на стол, сжав губы в тонкую линию.
- Да, - говорит он.
Она прочитала сказки братьев Гримм. Пять недель без работы и без жизни в окружении медперсонала и заботливых друзей другой женщины дали ей время для чтения. Она прочитала сказки братьев Гримм, и человек, который сидит сейчас напротив, не Румпельштильцхен, потому что Румпельштильцхен - это странное крошечное существо, танцующее вокруг костра и разрывающее себя пополам, когда что-то ему не удается. Человек, который сидит напротив нее, спокоен и сдержан, и у него карие, и старые, и печальные глаза. И она улыбается, словно это шутка (а может, это и есть шутка, а может, нет, а может, его родители и правда были настолько жестоки, что дали ему такое имя), и очень тихо спрашивает:
- Вы станете воровать младенцев у горожан?