— Ну и он исчез! Увидел, что я к нему неравнодушна, пообещал зайти вечером и исчез на несколько дней.
— А ты?
— Что я?! — раздраженно произнесла моя подруга. — Я при этом себя чувствовала, как рыба на крючке: он за леску дергает, а мне больно!
— И что?
— Когда я успокоилась, он снова появился как ни в чем не бывало: ах, Вика! Ах, то! Ах, се!
— А ты?
— Ну, я сначала ничего! А потом опять…
— Что — опять? — поинтересовалась я, чтобы продолжить беседу, хотя все уже было ясно. Просто я испугалась, что Вика снова надолго замолчит.
— Я опять стала на него реагировать. А он опять исчез. Тьфу!
Потянувшись за бутылкой, Вика опрокинула на клеенку чашку с остатками кофе и локтем столкнула на пол солонку.
Отставив кофейные чашки на край стола, ближе к стойке, то есть к вертикальному бревну, я протерла клеенку; Вика подняла солонку и подмела пол, а потом вернулась к столу.
Мы, хотя и без особого эффекта, пили вино до самого вечера. Перед футбольным матчем к нам присоединился Владимир Яковлевич.
Зять смотреть футбол не пришел!
— Ну что, рубить? — спросила я, оглядывая малину. У меня в руках была лопата.
— Руби, не жалей, — ответила Вика довольно кислым тоном. — Это она с жиру бесится. Мы ее в прошлом году удобрениями перекормили, вот она и надумала размножаться. Руби, не бойся, может быть — тяпку разыщешь.
Ягод на малине почти не было, зато земля вокруг кустов была покрыта невысокой молодой порослью так густо, что сквозь нее не могли пробиться ко всему привычные, сверхвыносливые сорняки. Эту поросль я и пыталась уничтожить, обходя кусты малины и с силой втыкая лопату в землю, стараясь перерубить уходящие во все стороны длинные корни.
Вика, сидя на маленькой табуретке, делала вид, что пропалывает заросшие травой проходы между грядками. Она уныло размахивала садовой вилкой и выдергивала по одной травинке, но это не давало никакого результата, так как с этими сорняками надо было бороться тяпкой, а лучше даже лопатой.
С самого утра моя подруга находилась в подавленном настроении, она бродила по дому как привидение, спотыкаясь на ровном месте, роняя вещи и не отвечая на вопросы.
Я уже убрала со стола продукты после завтрака, не слишком торопясь, вымыла посуду, а она все сидела, уставясь в одну точку, и курила сигарету за сигаретой, выпуская дым в раскрытое окно.
Наконец мне надоело изображать хозяйку дома, и я подумала, что надо что-то предпринять. Прикинув, как поступила бы на моем месте сама Вика, я бесцеремонно схватила ее за руку и потащила из дома.
— Сидеть можно и на грядке, — заявила я, не обращая внимания на ее слабые протесты.
Так Вика против воли оказалась втянутой в прополку, но это занятие сегодня давалось ей с трудом, а вернее, не давалось вовсе.
Быстро покончив с малиной, я решила помочь подруге, причем более конструктивным способом — лопатой выкопать несговорчивые сорняки, а то, что от них останется, посыпать песком.
Всегда порывистая в движениях, она медленно встала, медленно передвинула ведро для сорняков и медленно потянулась к лопате. Оценив ее мучения, я сделала вывод, что трудотерапия в данном случае неэффективна. Лучше просто поговорить.
— Оставь все это, — с сочувствием в голосе обратилась я к ней, — потом доделаем. Лучше пойдем за грибами.
Мне хотелось увести ее с участка — подальше от соседских глаз и ушей, да и от зятя тоже.
— У нас грибы не растут, — еле слышно ответила она. — Пойдем за водой.
Я вышла за калитку, огляделась и вернулась к подруге.
— Зятьев нет. Бери ведра, пойдем.
Сначала мы шли молча, Вика плелась чуть сзади, вяло помахивая ведром. Ее надо было разговорить во что бы то ни стало, но обычные приемы на этот раз не помогали.
Свернув на поперечную улицу, засыпанную песком, я собралась с духом и абсолютно серьезно обратилась к подруге:
— Говори немедленно, о чем думаешь, или я тебя задушу, а потом утоплю в колодце! Или под домом закопаю!
Вика растерянно вздохнула и переложила ведро в другую руку.
— Я страдаю, — хмуро сказала она. — Видишь ли, я ведь все понимаю. Я, когда с ним общаюсь, становлюсь такой… как бы наркоманкой. Он на меня действует как наркотик. Мы с ним не ссоримся, нет, просто, когда он исчезает, мне его, как наркотика, не хватает! Вот я и мучаюсь. Боюсь, уже «ломка» началась…
— Только мебель не ломай, — с театрально-преувеличенным воодушевлением произнесла я, надеясь, что она улыбнется. — И на людей не бросайся.
— Хватит издеваться, — угрюмо буркнула Вика. — Лучше скажи, что делать?
Пока я думала над тем, что со всем этим делать, она рассматривала росшие вдоль улицы кусты акации, усыпанные мелкими бледными стручками; кривую, изогнутую почти под прямым углом березу — от нее периодически отпиливали ветки, мешавшие электрическим проводам; какие-то ощипанные темно-зеленые кустики…
— Тебе надо на него разозлиться, — через две минуты предложила я. — Такое как раз в твоем характере. По-моему, это должно помочь.
— А ты сама так поступаешь?
— Я — нет, — вздохнула я. — Я стараюсь их прощать.
— И получается?
— Редко.
Мы прошли мимо колодца, не обратив на него внимания. Вика сердито размахивала ведром.