Не знаю

– Смотрите, – деликатно приближает свое лицо к моему, – вообще не заметно, видите: ни шовчиков, ни складочек, глазки открываются, минус десять лет. Я вам сейчас покажу фоточки, у меня тут есть подборочка.

А я-то думаю, почему у некоторых веки, как у лягушек, без складок – как шторки, р-раз, р-раз…

– И правда здорово, да. Совсем незаметно, правда. Спасибо! Я подумаю, я вам позвоню.

Странно, утро, а мочи чуть-чуть. К врачу сходить? Потом, потом. Там еще и с прямой кишкой, еще надо и к этому доктору. Это не гастроэнтеролог, у этого я была, беседовали про изжогу и колики. Толку, правда, чуть – диета номер один, да кто ж ее будет соблюдать, разве это возможно. Она еще так удивилась:

– Как, вы ни разу не глотали кишку? Какое упущение!

– Не глотала и не собираюсь. Пока что. Успеется.

Мой пеший шаг размашистый, мужской – наверное, от отца. Тот всю жизнь по центру ходил пешком, презирал метро, переходы с линии на линию – с Арбатской на Боровицкую, с Лубянки на Китай-город. Проще поверху, проще дойти. Однажды он вел меня в театр кукол Образцова. Это был уникальный случай – обычно меня всюду водила мать, что-то, видимо, случилось, раз ему было поручен сей культпоход. Мы стояли на остановке троллейбуса Б или 10 на Парке культуры. Троллейбуса не было, темнело, на остановке толпа. Папа ухватил меня за руку и понесся по Садовому. Половину дороги я просто, кажется, бежала бегом – в этих ваших белых театральных колготках и чуть ли не с бантом. Я их, банты, конечно, ненавидела, но когда-никогда матери удавалось на меня это пристроить. По Яндексу – шесть километров. Не помню, садились ли мы вообще в троллейбус – может, он догнал нас, и мы втиснулись? – помню только этот бег, за руку, это было весело. Спектакля тоже не помню, кажется, он уже закончился, когда мы примчались. Мы и так опаздывали, да еще эта чехарда с троллейбусом…

Шагая – по Москве ли, по какой-нибудь пересеченной местности ли, или какой-нибудь Camino Santiago, – чувствуешь себя самим движением. Можно свернуть, остановиться, приглядеться, развернуться, передумать, пойти по-другому, заглянуть за угол, поглазеть на витрину, задрать голову к крыше и французским балконам на верхних этажах. Муж нервничает, для него путь из пункта А в пункт Б должен быть максимально коротким. Не множь сущности… Куда мы идем? А где мы будем обедать? А почему мы сюда свернули? Я скоро начну захотевать есть. Когда мы вдвоем, это его реплики. Иногда мне кажется, что в одиночку он может, подобно мне, бродить без руля и без ветрил, сворачивать абы куда и не думать об оптимизации маршрута. Но я этого никогда не узнаю, ведь я не бываю с ним, когда он один. Так же и я, оставаясь без него, совершенно против своего обыкновения собираюсь и вместо того, чтобы авантюрно сменить маршрут на новый, незапланированный, вызываю такси и отбываю в аэропорт, причем с запасом по времени, как сделал бы он. Мы таскаем друг друга за собой – внутри. Внутри меня и муж, и отец, и даже Лёлечка.

Но это уже не про ходьбу.

Пешком по сегодняшней Москве – через Цветной и Покровский бульвар к Пушкинской, оттуда опять по бульвару к Арбату. Чертовы самокатчики и велосипедисты, кузнечики с задранными коленками и квадратными рюкзаками – нет, это удобно, конечно, что можно любую еду получить через полчаса, не отрывая зада от стула, но на улице они – бедствие. Все скамейки заняты – тут целуются, там ведут беседы. А кое-где играют в шахматы, как встарь. По-прежнему здесь вереницы газетных стендов – впрочем, стенды, конечно, уже не те, а нарядные, никелированные. И газет нет – выставка фотографий, что-то про родной край. Лиса в снегу, закаты, купола. На месте вот этого магазина с дорогими – слишком дорогими – неформальными шмотками, у меня, кстати, есть их карточка, был тот самый гастроном, по двору которого я срезала путь в школу. А потом тут был книжный, а потом ничего, а потом вот шмотки. Уже довольно давно. Вторая половина бывшего гастронома претерпевала отдельные метаморфозы, теперь тут «Конопля-хаус» – смешно, тут и кофе, и шмотки – все конопляное, в горшке растет ухоженный куст. Она, что ли? Я, признаться, не так хорошо ее знаю в лицо.

Весело идти, смотреть.

Вечером болят ступни и голеностоп ноет – не заснуть.

* * *

И вот мне восемьдесят. Я не смотрю в зеркало и даже не пытаюсь выйти из дома самостоятельно. Хорошо, если соображаю, хотя бы местами. Меня пугают провалы в памяти и уродливые ноги с распухшими косточками.

И все же каким-то из солнечных зимних дней я тащу – хочу подтащить – стремянку к антресолям, чтобы найти коньки…

На самом деле не я – отец.

В тот свой предпоследний год, когда он с яростью отказывался признавать поражение, ожесточенно игнорировал такси, доставку продуктов на дом и семинары в зуме. Когда мир еще не схлопнулся до размера квартиры, а человечество – до одного человека, Нонки.

Кольцов

2022 г., Москва