Неаполитанские хроники

Однако толпа ничего необычного в его поведении не заметила. Во всех трех крепостях гремели пушки, окутывая их дымом. Бедные полагали себя избавленными от нищеты, богатые изображали на лице притворную радость, и весь Неаполь пребывал в состоянии восторга, близкого к исступлению. Мазаньелло был героем дня и полубогом.

Тем не менее явные признаки безумия, рывками овладевавшего им, не заставили себя ждать.

Поскольку без его позволения никто не мог ни вступить в город, ни выехать оттуда, архиепископ Сан Северино пришел к Мазаньелло за разрешением совершить поездку в Калабрию.

Мазаньелло не только предоставил архиепископу такое разрешение, но и стал предлагать ему то эскорт из четырехсот человек, то корабли, то деньги на дорожные расходы и в конце концов вынудил его взять кошелек с пятьюстами скудо, в то время как у него самого, при всей его роскошной одежде и золотой цепи стоимостью в четыре тысячи дукатов, в кармане не было ни гроша.

Какой-то дворянин из Аверсы пришел поговорить с ним по другому поводу.

— А ну-ка, повернись! — приказал ему Мазаньелло.

Дворянин повиновался.

— Получай, чего хотел! — промолвил Мазаньелло, дав ему пинка под зад. — С этой минуты объявляю тебя князем Аверсы. Ступай.

Затем вдруг, словно желая показать, откуда пришел поразивший его удар, он проклял дворянство, проклял испанских грандов и воскликнул:

— Где вице-король?! Где этот клятвопреступник, где этот негодяй, которому я должен отрубить голову?!

Эта вспышка гнева привела к тому, что он стал носиться по городу и тех, кто попадался ему на пути, либо избивал, либо без всякого на то повода брал под арест; в числе арестованных оказался и его собственный зять, единственный человек, пользовавшийся его полным доверием, единственный, в чьем доме он отваживался принимать пищу, ибо в любом другом месте его преследовал страх быть отравленным, и до этой минуты имевший на него такое сильное влияние, что сумел спасти жизнь и имущество многим людям.

Когда же его спрашивали, почему он отдал этого человека в руки стражников и какое преступление тот совершил, Мазаньелло отвечал:

— Он начал сходить с ума и намеревается предать город огню и мечу; однако я не дам ему совершить эту гнусность, ибо самолично пристрелю его.

Затем он приказал, чтобы всех, кому был вынесен смертный приговор, немедленно казнили.

Об этом тотчас сообщили архиепископу, и он поспешил прийти к Мазаньелло.

При виде его пылающих глаз, его прерывистого дыхания и мертвенной бледности его лица, сменявшейся время от времени багровым румянцем, архиепископ понял, вероятно, что Мазаньелло если и не сходит с ума, то, по крайней мере, тяжело болен. Он решил спасти жизнь приговоренным к смерти, не задаваясь вопросом, виновны они или нет, и сказал Мазаньелло, что в такой день, как этот, то есть в святой воскресный день, который Господь даровал человеку как день благодарения и отдыха, казнить нельзя.

Мазаньелло отложил казни до следующего дня.

И тогда, чтобы развлечь его, а также, возможно, чтобы присматривать за ним и, несомненно, чтобы увезти его подальше от Неаполя, архиепископ предложил Мазаньелло совершить прогулку в Позиллипо.

— Ладно, — ответил Мазаньелло, явно ощущая отсутствие сил, — но только давайте поедем вместе.

— Поезжайте вперед, — промолвил прелат, — я присоединюсь к вам позднее.

Едва архиепископ удалился, Мазаньелло — с непокрытой головой, без меча, в растрепанной одежде и босой на одну ногу — бросился к дворцу вице-короля, пересекая, таким образом, весь город от кафедрального собора до этого дворца. Он подал знак страже и придверникам не останавливать его, а поскольку все знали его, все боялись его и никто не подозревал, какая болезнь им овладела, его впустили во дворец и выполнили отданные им приказы.

Если яд, до такой степени помрачивший рассудок несчастного рыбака, в самом деле исходил от вице-короля, тот должен был видеть, что совершенное им преступление приносит ощутимые плоды.

Вице-король сделал вид, что крайне удивлен честью, оказанной ему Мазаньелло, и поинтересовался у гостя, что побудило его нанести этот визит.

— Я голоден, — ответил Мазаньелло, — очень голоден.

— Хотите, я прикажу подать вам еды? — спросил герцог де Аркос.

— Нет, — промолвил Мазаньелло, — лучше поезжайте со мной в Позиллипо, где меня ждут лодки, на которых вдоволь всего, чем можно подкрепиться, и мы вместе перекусим.

— Об этом и речи быть не может, — ответил вице-король, — ибо у меня страшно болит голова, но я охотно предоставлю вам свою собственную барку, которая приятнейшим образом доставит вас туда.

Мазаньелло принял это предложение.

Слух о предстоящей прогулке быстро распространился, так что за баркой несчастного безумца следовало около сорока лодок, заполненных музыкантами, а на причалах Мерджеллины и Кьяйи толпилось более тридцати тысяч человек.

Как только Мазаньелло увидел приготовленное для него застолье, он с жадностью набросился на еду, но с еще большей жадностью принялся пить вино, и вскоре его умопомрачение усугубилось опьянением.