Неаполитанские хроники

Позавчера на Корсо Витторио Эмануэле некий p o z z a r о, то есть один из тех людей, кто берет на себя труд очищать выгребные ямы и колодцы, равно как и заниматься поиском упавших туда предметов, спустился в колодец, чтобы вытащить два уроненных в него ведра. Но стоило ему коснуться ногами дна, как он на глазах у всех поспешно поднялся, смертельно испуганный, и заявил, что на дне колодца находится дьявол. На его крики сбежались люди, кто-то из них спустился в колодец и, в самом деле, обнаружил там человека, совершавшего под землей прогулки по акведукам и подземным водохранилищам, чтобы воровать колодезные цепи, ведра и дыни, которые там охлаждали.

Само собой разумеется, что, когда этому изобретательному человеку представлялась возможность проникнуть посредством подземных ходов в какой-нибудь дом и своровать там что-нибудь еще, помимо цепей, ведер и дынь, он непременно это делал».

II

Дорогие читатели!

На другой день после того как я рассказал о череде грабежей, изнасилований и убийств, о которых вы прочитали в нашей предыдущей беседе, одна из двух адресованных мне угроз отчасти осуществилась, и вот как на том прекрасном языке, в котором, по словам Данте, раздается «si»,[21] я рассказал о случившемся моим подписчикам в Неаполе:

«МОЙ ЧЕРЕД СТАТЬ ЖЕРТВОЙ ОГРАБЛЕНИЯ, А ТО И УБИЙСТВА.

Я похож на того человека, о котором говорит Иосиф Флавий в своей истории осады Иерусалима.

В течение семи дней он бродил вокруг крепостных стен города и кричал: «Горе Иерусалиму!», а на восьмой день, вместо того чтобы крикнуть: «Горе Иерусалиму!», крикнул: «Горе мне самому!», и в это мгновение камень, брошенный с крепостной стены, разбил ему голову.

Успокойтесь, дорогие читатели, голова у меня еще не разбита и, ручаюсь, я успею разбить несколько голов, прежде чем кто-нибудь разобьет голову мне.

Итак, вот что произошло.

В течение полутора или двух месяцев в услужении у меня был некий факкино, прежде работавший в таверне дель Леоне, которая находится возле единственного в Неаполе фонтана с питьевой водой. Там он зарабатывал пять грано в день: как видите, немного. Я платил ему шесть дукатов в месяц. На мой взгляд, нельзя унижать человека ничем, в том числе и жалованьем, которое ты ему платишь.

Моего факкино звали Антонио Сброкко, а точнее, он так назвался. Работы у него было немного: все, что от него требовалось, это подметать в комнатах и ухаживать за небольшой лошадкой.

Он прослужил у меня два месяца, а затем вдруг отказался выносить ванну из спальни, заявив, что это обязанность водоносов, а никак не его. Я велел рассчитать его и выставить за дверь.