Неаполитанские хроники

Я прибыл в Неаполь раньше Гарибальди. Вместе с неаполитанскими патриотами я готовил падение власти короля Франциска II; я поставил на сто двадцать тысяч франков оружия, которое было приобретено мною непосредственно у Зауэ, Лефошё и Девима, причем по фабричной цене; я никогда не говорил о моих личных издержках, поскольку мои личные издержки касаются лишь меня; я предоставил на восемь месяцев мою шхуну и ее экипаж в распоряжение Гарибальди; в течение этих восьми месяцев я платил жалованье моим матросам и брал на себя расходы, связанные с ремонтом судна; я основал газету, которая, по моему мнению, верному или ошибочному, приносит пользу Италии, но разве я требовал у кого-нибудь, даже у человека, ради которого она была основана, возместить мне понесенные на этом расходы? Нет. Я написал историю Бурбонов и собрал интереснейшие документы, касающиеся их правления; я публикую эту историю и делаю достоянием гласности эти документы и, вероятно, потрачу на это еще немало своего времени и своих денег. От Гарибальди я принял лишь почетные звания и право носить мундир офицера его штаба; в своей газете я хвалю все то, что считаю хорошим, и порицаю все то, что считаю дурным; я не принимаю к публикации ни одной статьи, оскорбительной для кого бы то ни было, какие бы деньги мне ни предлагали за то, чтобы ее напечатать; я не хвалю и не критикую кабинет министров, однако полагаю, что нынешний кабинет — единственно возможный в настоящее время; но разве это заставило меня сказать хоть одно слово против прежнего кабинета, ушедшего в отставку? Никоим образом. Я лишь один раз в жизни видел г-на Раттацци и один раз — г-на Риказоли. Я открыто говорю о неслыханных преступлениях, которые совершаются в Неаполе, ибо верю в общественную мораль и полагаю, что об этих преступлениях должны знать все. Я предаю их огласке вовсе не из ненависти к г-ну Авете: я не имею чести быть знакомым с ним, так за что мне ненавидеть его? Однако я утверждаю, что в стране, где полиция не защищает граждан, граждане вынуждены защищать себя сами. Я живу на виду у всех в доме, все двери и все окна которого остаются открытыми не только днем, но и ночью, и потому кто угодно может заглянуть в них, проходя мимо, а то и нарочно остановившись; я никому ничего не должен и за все плачу наличными.

Ясно, что такой человек кажется странным и, следственно, опасным.