В итоге полиция удивленно воззрилась своими близорукими глазами на этого странного и опасного человека, но не увидела в его поведении ничего предосудительного, ибо, ручаюсь, никакая полиция — даже неаполитанская — неспособна увидеть что-нибудь там, где ничего нет.
Тем не менее хорошо было бы доказать, что г-н Дюма — приверженец Бонапартов и Мюратов; что его дружба с Гарибальди была притворной; что его преданность Италии — лицемерная; что он рисковал своей жизнью и по-прежнему рискует ею из корыстных побуждений; что ему платит какой-то претендент на неаполитанский трон и что его более чем либеральные взгляды всего лишь маска, что предпринятая им публикация истории Бурбонов всего лишь западня, что за всем этим таится нечто подлое, грязное, мерзкое!
Ищите, господа полицейские, ищите! Распечатывайте мои письма, как только увидите на них надпись «Лично, в собственные руки», присылайте мне их вскрытыми, заявляя, что они были подобраны старьевщиками на улицах Неаполя, где нет старьевщиков; устраивайте обыски в моем доме, ройтесь в моих ящиках, моих папках, моих карманах, моих мозгах, моем сердце и, ручаюсь вам, нигде там не найти ни одного предмета, ни одной думы, ни одного помысла, которых должен был бы стыдиться честный человек.
Слышите, госпожа полиция? Это вызов, который я бросаю вам!
Поймите же, вы, кто имеет глаза и не видит, имеет уши и не слышит: есть на свете люди, которые подвластны необоримому инстинкту самоотверженности и, прежде чем трудиться во имя себя, прежде чем думать о себе, трудятся во имя других, думают о других; да будет вам известно, если вы этого еще не знаете, что был на свете поэт по имени Байрон, молодой, красивый, богатый, талантливый, пэр Англии, но прежде всего автор «Дон Жуана «и «Чайльд-Гарольда», который мог бы оставаться у себя на родине, осыпанный почестями, и в любой другой стране, увенчанный славой, а вместо этого отправился в Миссолонги умирать за свободу Греции; что есть еще один поэт, по имени Виктор Гюго, который вместе со своей семьей остается в изгнании, дабы не изменять клятве, данной им самому себе, non sibi dees se,[22]
и под чужим небом продолжает труд во благо человечества, способный принести пользу родине; который вдали от Франции предан ей так же, как если бы не покидал ее; который, предложив прежде ей свою жизнь, дарит ей свой талант и, короче, готов отдать ей все, кроме чести!