По счастью, Кастеллано каким-то инстинктивным движением успел просунуть руку между бечевкой и горлом, так что Радиче, находясь у него за спиной, полагал, что сжимает ему горло, а на самом деле сжимал ему запястье.
Кастеллан воспользовался предоставленной ему свободой дышать и стал звать на помощь. Помимо того, в ходе начавшейся борьбы его кресло скользнуло по полу и с силой ударилось о книжный шкаф. Крики и грохот, с каким кресло врезалось в шкаф, привлекли внимание пожилой женщины, которая шила в соседней комнате; она поднялась со стула и быстро подошла к двери. Услышав ее шаги, Радиче бросился бежать и был уже на лестнице, когда дверь в кабинет открылась.
Старушка застала Кастеллано если и не задушенным, то, по крайней мере, полумертвым от страха.
Что, по-вашему, тем временем делал стекольщик Радиче?
Вы думаете, наверное, что, будучи виновным в покушении на убийство, он добрался до городских ворот и подался в горы, чтобы присоединиться там к своим товарищам-разбойникам?
Но нет. Неаполь, сказать по правде, это город, где, в силу какой-то особой милости, убийцы и грабители не сознают того, что они совершают.
Даже не помышляя о том, чтобы спасаться бегством, Радиче возвращается к себе домой и, поскольку он является национальным гвардейцем и в четыре часа пополудни ему предстоит встать в караул, надевает мундир, заступает на пост и ложится спать на походную койку.
Скорая помощь, оказанная Кастеллано, привела его в чувство, и он поведал старухе о том, что с ним случилось. Она тут же спустилась вниз и пересказала все это привратнику; привратник помчался в полицию, взял двух стражников, вместе с ними отправился к стекольщику, узнал, что тот дежурит на посту, и, не надеясь застать его там, двинулся к кордегардии.
Тем не менее этот голубчик был там и то ли спал, то ли притворялся спящим. Стражники арестовали преступника, содрали с него форму, чтобы не позорить 2-й батальон квартала Кьяйя, к которому он принадлежал, и посадили его в тюрьму Ла Викария.
Возможно, вы думаете, что этот арест вызвал скандал в кордегардии? Не тут-то было! Час спустя я пошел туда, чтобы узнать точные подробности случившегося. Но там этот арест едва заметили.
В итоге все подробности я узнал от самого пострадавшего, однако на условии, что не буду упоминать его в своей неаполитанской газете.
Я сдержал данное ему слово, но никаких обязательств не говорить об этом во Франции у меня нет.
В самом густонаселенном квартале Неаполя, в Пинья Секке, жительствует врач, который обрел известность благодаря успехам в лечении органических заболеваний и которого по начальной букве его имени мы будем называть г-ном Ф.
Несколько дней тому назад в его квартиру, находящуюся на третьем этаже, являются два человека, поддерживая под руки своего друга, смертельно бледного и едва держащегося на ногах. Больной страдает расширением сердца, и он пришел получить консультацию у прославленного г-на Ф., единственного врача, к которому у него есть доверие.
Господин Ф. впускает в кабинет больного, намереваясь прослушать его органы; вслед за ним туда входят двое его друзей.
Дверь, как это принято в случае такого рода консультаций, требующих полного внимания со стороны врача, закрывают изнутри, чтобы никто его не потревожил.
Ровно в ту минуту, когда дверь закрылась, г-на Ф. пришла навестить его родственница; она справляется о нем, ей отвечают, что доктор консультирует больного, и предлагают ей подождать.
И она действительно ждет минут десять.
Однако минут через десять срабатывает то ли женское любопытство, то ли предчувствие, она прикладывает глаз к замочной скважине и видит, что ее родственник сидит в кресле, удерживаемый человеком, который приставил ему к горлу нож, в то время как двое других обследуют его секретер.
Она не впадает в растерянность, быстро спускается вниз, предупреждает об опасности привратника, выбегает на улицу, находит четырех стражников, впускает их во двор, объясняет им, что они должны делать, и велит привратнику закрыть ворота.
Через несколько минут грабители спускаются вниз, по-прежнему поддерживая под руки своего товарища, и оказываются перед лицом стражников.
Застигнутые врасплох, при задержании они не оказывают никакого сопротивления, и в карманах у них находят полторы тысячи дукатов и часы доктора.
Мы рассказали в газете эту историю, но доктор пришел умолять нас опровергнуть ее, хотя все в ней — чистая правда. Это была уже третья просьба такого рода, которую мы получили.
Вот пример того, что поножовщина сделалась неотъемлемой частью неаполитанских привычек.
В услужении у нас состоит мальчик лет около девяти, по имени Сальваторе, которого мы изо всех сил пытаемся приохотить к опрятности. В итоге нам удалось приучить его умываться и пользоваться мылом, о котором прежде он не имел никакого представления.
Располагая шестью су и надеясь весело провести воскресенье, он решил пожертвовать тремя из них, чтобы провести его в опрятном виде. В итоге он идет к бродячему торговцу, намереваясь купить у него брусок мыла.
— Сколько стоит брусок?
— Четыре су.