Неаполитанские хроники

Это было на одно су больше, чем Сальваторе рассчитывал потратить на мыло. Он предлагает три су, но его предложение презрительно отвергают.

— Ну и иди к черту со своим мылом! — произносит Сальваторе и поворачивается спиной к торговцу.

Торговец, в ответ на эту одну-единственную дерзость, вынимает нож и, бросив его в ребенка, оставляет на его бедре порез глубиной около полутора дюймов.

Ребенок возвращается домой не прихрамывая, не плача и не жалуясь.

Все убийства в Неаполе вписываются в эту короткую историю.

В Неаполе убийство человека всего лишь взмах рукой.

II

Дорогие читатели!

В Неаполе есть квартал, который называют кварталом Ювелиров.

Этот квартал служит излюбленным местом прогулок для грабителей, подобно тому как галерея Шеве служит излюбленным местом прогулок для чревоугодников. Чревоугодники пускают в ход органы зрения перед тем, как поупражнять органы вкуса. Грабители пускают в ход органы зрения перед тем, как поупражнять органы осязания.

Те из ювелиров, что не ночуют в своих магазинах, по вечерам, не доверяя ни дубовым ставням, ни железным решеткам, ни засовам, ни висячим замкам, относят к себе домой как драгоценности из своих витрин, так и дневную выручку.

И вот несколько дней тому назад, а точнее сказать, несколько вечеров тому назад, один из таких ювелиров шел к себе домой, поручив своему факкино нести сундучок с драгоценностями и дневной выручкой.

В тот вечер, как и всегда, для пущей безопасности он шел следом за факкино, не отставая от него ни на шаг, вместе с тремя своими приказчиками.

Подойдя к развилке двух улиц, факкино двинулся по той из них, по которой он обычно не ходил и которая удлиняла путь шагов на тридцать. Хозяин сделал факкино замечание, что он ошибся дорогой.

— Да нет, — ответил тот, — это самый хороший путь.

Хозяин, которому было безразлично, по какой улице идти, двинулся следом за ним, и они без всяких происшествий добрались до дома.

На другой день повторилась та же история. Факкино упорствовал в желании идти по той же улице и в итоге пошел по ней. Хозяин особо не возражал, поскольку было всего лишь восемь часов вечера, но в Неаполе — и мы покажем это со всей очевидностью — время не значит ровным счетом ничего. Кроме того, несколько лавок были еще открыты и отблески их света падали на улицу.

Внезапно из какого-то проулка выскакивают два человека: один из них платком затыкает рот факкино, другой вырывает у него из рук сундучок. Следом за ними появляются четверо других, которые удерживают хозяина и приказчиков, и, наконец, еще четверо встают у порога лавок, дабы не позволить прийти на помощь тем, кого грабили, хотя такая предосторожность была излишней: в Неаполе никогда никому не приходят на помощь.

Один из лавочников испугался настолько, что час спустя его обнаружили забившимся в камин.

Пока хозяин, почти разоренный, рвал на себе волосы, факкино преспокойно заявил ему:

— Синьору ясно, что мне тут больше делать нечего, так что я ухожу.

И он действительно ушел.

Ювелир возвратился к себе домой, рассказал о случившемся родным, и те посоветовали ему подать заявление в полицию; но он лишь покачал головой в знак сомнения, полагая такой путь недостаточно надежным. В Неаполе в полицию обращаются лишь в том случае, когда уже и не знают, к кому обратиться, подобно тому как потерявшие всякую надежду больные, от которых отказались врачи, обращаются к знахарям.

Так что ювелир покачал головой и отправился к своему приятелю, человеку чрезвычайно толковому, по роду занятий мяснику. Тот посоветовал ему немедленно отправиться к факкино домой и задержать его.

Они вдвоем тотчас же явились туда и застали факкино наедине с женой: сидя за столом, он ел макароны с томатами.

Мясник сгреб негодяя в охапку, невзирая на его уверения в невиновности и крики его жены. Вы думаете, наверное, что он отвел его в полицию? Именно так поступили бы вы, но вы находитесь во Франции, а во Франции есть полиция; Неаполь же — и Вергилий сказал это за две тысячи лет до меня — страна теней.

Мясник отвел факкино в монастырь Сант’Агостино алла Цекка, где задержанному предстояла встреча с неким знакомым ему каморристом, который должен был допросить его. Каморристу заранее вручили двести пиастров, что чуть больше восьмисот франков.

Факкино оставили наедине с каморристом.

Вначале факкино отпирался, но в конце концов признался во всем, а именно, что он узнал двух грабителей: того, кто зажал ему рот, и того, кто вырвал у него из рук сундучок. Тот, кто зажал ему рот, был водоносом в квартале Ювелиров, другой — его братом.

Два дня подряд после ограбления водонос не исполнял своих обязанностей: он был навеселе.

Полицию известили о случившемся, и она, получив таким образом необходимые сведения, арестовала факкино и обоих братьев. Увидев факкино в квестуре, тот, кто зажимал ему рот, произнес, обращаясь к нему:

— Поскольку ты нас заложил, тебе остается лишь одно: на своих двоих идти на кладбище, чтобы избавить носильщиков от заботы тащить туда твой труп.

Второй арестованный отпирался, заявляя, что он ничего не знает, поскольку не присутствовал при ограблении.