Неаполитанские хроники

Он забыл предупредить новую супругу о своем первом браке, подобно тому как забыл предупредить принцессу Анну о своем отъезде. Как видим, Генрих Лотарингский, герцог де Гиз, был весьма забывчивым принцем.

Принцесса Анна тотчас вернулась в Париж.

Что же касается новобрачного, объявленного в 1641 году виновным в оскорблении величества и на основании этого приговоренного к отсечению головы, то он спокойно дождался смерти кардинала Ришелье и Людовика XIII. Вслед за тем королева Анна Австрийская приказала восстановить герцога де Гиза во всех его правах и уведомить его, что он может вернуться во Францию.

Генрих Лотарингский не заставил повторять ему это известие, однако никому не сообщил о столь приятной новости и, не предупредив графиню де Буссю, как в свое время не предупредил принцессу Анну, в одно прекрасное утро уехал из Брюсселя, оставив, однако, супруге, письмо, которое должны были вручить ей после его отъезда и в котором говорилось, что «он желал избавить ее от тягостного прощания, но, как только ему удастся устроить в Париже достойный ее дом, он напишет ей и пригласит ее приехать к нему».

Но спустя короткое время бедняжка получила вместо ожидавшегося ею письма совсем иное, которым наш герой уведомлял ее, что сам он вполне искренне считал себя женатым на ней, но по возвращении в Париж то и дело слышал от многих ученейших богословов заверения, что она не является его женой, и в итоге был вынужден поверить в это.

Правда, по прибытии в Париж, г-н де Гиз завел новое знакомство.

Его новой приятельницей стала мадемуазель де Понс, дочь маркиза де Ла Каза, фрейлина королевы.

Это была красивая толстушка лет восемнадцати или двадцати, в которой не было ничего поэтического и которая то и дело принимала слабительное; зная это и не желая, чтобы она очищала желудок одна, г-н де Гиз глотал те же снадобья, что и она, и в те дни, когда ему приходилось это делать, для большего удобства надевал, поверх камзола с разрезами, юбку мадемуазель де Понс и в этой юбке принимал посетителей.

Кроме того, он созвал к своему дворцу всех хозяев ученых собак, пообещав вознаградить тех, чьи собаки, прыгнув в честь королевы Франции и королевы Испании, будут прыгать в честь мадемуазель де Понс.

Можно представить себе, какой огромной, а главное, всенародной сделалась слава мадемуазель де Понс, когда в ее честь стали прыгать все ученые собаки Парижа.

VI

Вы наверняка полагаете, дорогие читатели, что женщина, ради которой прыгают все ученые собаки Парижа, ни в чем не может отказать мужчине, чьими стараниями ей была оказана подобная почесть. Так вот, вы ошибаетесь: мадемуазель де Понс осталась непоколебимой.

Господин де Гиз не знал, ни какому святому молиться, ни какое новое свидетельство своей любви предъявлять мадемуазель де Понс; однако наш герой был наделен богатым воображением и не считал себя побежденным.

Он похитил у мадемуазель де Понс шелковый чулок, который она сняла с себя, и стал носить его вместо пера на своей шляпе.

Эта новая мода наделала много шума при дворе; все сбегались к окнам, чтобы поглядеть на г-на де Гиза, когда он проезжал мимо; но принца нисколько не смущало веселье, вызванное его очередным чудачеством, и на протяжении целой недели он с грустным видом продолжал носить на шляпе это странное украшение.

Однако шелковый чулок успеха не принес; требовалось отыскать иное средство.

И вот однажды мадемуазель де Понс изъявила желание иметь белого попугая. Как только это желание было высказано, г-н де Гиз выбежал из дома и начал носиться по всему Парижу, пытаясь раздобыть эту моногамную птицу. Но дело оказалось нелегким. И тогда он приказал разгласить на всех улицах и перекрестках, что даст сто пистолей любому, кто принесет ему белого попугая.

Прошла неделя, в продолжение которой г-н де Гиз обегал все лавки торговцев птицей, всех ярмарочных фокусников и всех содержателей зверинцев. Но все было тщетно; несмотря на свои хлопоты, труды и траты, он сумел раздобыть лишь белого попугая с желтой головой.

Видя, что мадемуазель де Понс воспользовалась этим злополучным желтым хохолком для того, чтобы обесценить полученный подарок, герцог прибегнул к крайнему средству, которое считал действенным, ибо оно дважды приносило ему успех: он предложил мадемуазель де Понс выйти за него замуж.

Однако мадемуазель де Понс рассмеялась в ответ.

Архиепископ Реймский поинтересовался причиной этого неуместного смеха.

— Простите, монсеньор, — промолвила она, — но я от многих слышала, что у вас уже есть две жены, и, признаться, у меня нет никакого желания попасть в гарем.

— Возможно, это и правда, — ответил г-н де Гиз, — но вам не стоит беспокоиться; как только вы скажете мне, что любите меня, я немедленно отправлюсь в Рим и получу от его святейшества буллу о признании моих прежних браков недействительными.

Но обещание герцога явно не убедило мадемуазель де Понс.