Так что же означает классовая борьба в Индии в мае 2021 года, когда число ежедневных новых случаев заражения COVID-19 в стране бьет рекорды? Арундхати Рой права, утверждая, что в Индии «мы являемся свидетелями преступления против человечности»129
. Но это не просто гуманитарный урок, когда мы должны забыть о политической борьбе и всеми силами противостоять катастрофе в области здравоохранения. Чтобы в полную силу противостоять катастрофе в области здравоохранения, необходимо задействовать многие аспекты классовой борьбы – глобальной и локальной. Только сейчас, когда уже слишком поздно, мы слышим призывы к развитым странам помочь Индии. Международная солидарность часто напоминает пресловутого мужа, который ждет, пока его жена сделает работу на кухне, а затем, будучи уверенным, что почти все готово, великодушно предлагает свою помощь. Индия была провозглашена «аптекой мира» за экспорт лекарств, но теперь, когда она сама в них нуждается, развитый Запад продолжает ковид-национализм вместо срочной, тотальной «коммунистической» мобилизации для сдерживания пандемии в Индии. Мы также должны признать очевидные внутренние причины. Индия «спасла мир, все человечество, от большой трагедии, успешно взяв коронавирус под контроль», – хвастался Нарендра Моди в январе130. Однако своей националистической политикой он не только преступно игнорировал предупреждения об опасности новой волны заражений, но и продолжил антимусульманское наступление (включая массовые общественные предвыборные митинги), и Индия, как следствие, упустила уникальную возможность активизировать индуистско-мусульманскую солидарность для борьбы с пандемией.Но разве не справедливо и обратное? Разве классовый антагонизм не пронизан также расовой и сексуальной напряженностью? Мы должны отвергнуть это предположение по ясной причине: существует формальное различие между классовым антагонизмом и другими антагонизмами. В случае антагонизмов в отношениях между полами и сексуальными идентичностями борьба за эмансипацию направлена не на уничтожение некоторых идентичностей, а на создание условий для их неантагонистического сосуществования, и то же самое касается напряженности между этническими, культурными или религиозными идентичностями: цель состоит в том, чтобы обеспечить их мирное сосуществование, их взаимное уважение и признание. Классовая борьба происходит иначе. Она направлена на взаимное признание и уважение классов только в ее фашистской или корпоративной версиях. Классовая борьба – это «чистый» антагонизм: цель угнетенных и эксплуатируемых – уничтожить классы как таковые, а не добиться их примирения[29]
. Вот почему классовая борьба «резонирует» в других видах борьбы иначе, чем те резонируют в ней; она привносит в них элементы непримиримого антагонизма.Итак, теперь мы видим, почему в конфликте между Окасио-Кортес и радикальными демократическими социалистами обе стороны неправы, хотя они правы в противостоянии друг с другом. Что их объединяет, так это опасность оппортунизма: прагматический оппортунизм, с одной стороны (опасность попасть в гегемонистское пространство, стать его «радикальным» дополнением), и принципиальный оппортунизм, с другой (опасность отказа от любого взаимодействия как от компромисса и, следовательно, критика реальности с безопасного расстояния). Обеим сторонам не хватает надлежащего диалектического единства теории и практики, при котором теория не только оправдывает конкретные меры, но и легитимирует наше «слепое» вмешательство в непрозрачную ситуацию, давая нам понять, что ситуация может измениться непредсказуемым образом из-за нашего вмешательства. Как сказал Макс Хоркхаймер несколько десятилетий назад, девиз истинных радикальных левых должен звучать так: «Пессимизм в теории, оптимизм на практике».
30. «Мы должны жить, пока не умрем»: что Rammstein могут рассказать нам о жизни в пандемию?
Одна из мудростей, которыми пичкают нас медиа, заключается в том, что пандемия COVID-19 научила нас иметь в виду непредсказуемость жизни, смертность и биологические ограничения. Идея состоит в том, что мы должны отказаться от мечтаний о господстве над природой и принять свое скромное место в ней. Есть ли более отрезвляющий урок, чем унижение и низведение почти до полного бессилия вирусом – примитивным механизмом самовоспроизводства, который некоторые биологи даже не считают формой жизни? Неудивительно, что так громко звучат призывы к новой этике скромности и глобальной солидарности… Но является ли это истинным уроком пандемии? Что, если проблема нашей жизни в тени пандемии прямо противоположна: не смерть, а жизнь – странная жизнь, которая тянется, не позволяя нам ни спокойно жить, ни быстро умереть?