Аврелий протянул ему ещё одну бумагу. Бланк с печатью Ведомства смерти. Христиан Сергеевич снова поправил очки и внимательно прочёл.
– Ну и что? Не понимаю.
– Шеф, что вы из меня идиота делаете, вы всё отлично поняли. Где её хранитель?
– Откуда мне знать, чем занят каждый сотрудник канцелярии в каждый момент? Узнай сам. Но я так понимаю, что если жизнь девочки должна была оборваться, хранителя просто-напросто отозвали.
– Подпишите заявление.
– Ты чего так бесишься? Ты ведь грамотный парень, Аврелий. Не первый год в должности. Это нить жизни, и она обрывается. Всё как обычно.
– Она ещё ребёнок.
– И что? Да, бывает. Да, очень жаль. В первый раз?
Зазвонил телефон. Шеф приподнял и тут же положил трубку.
– Человек, чья жизнь оборвалась в детстве, навсегда уходит в мир-за-гранью, – стараясь контролировать голос, сказал Аврелий. – Навсегда. У неё больше не будет возможности прожить человеческую жизнь. Не будет возможности работать с нами.
– Что в этом плохого? – пожал плечами Христиан Сергеевич. – Разве не об этом мечтают все люди? Ты заявился сюда мне лекцию читать? Краткий курс жизни после смерти? Забери своё барахло, наведи порядок и проваливай выполнять задание, пожалуйста. Я таких вот, как ты, знаешь, сколько уже повидал в этом кабинете? Вот тут вот вы у меня все! Вот тут! – Шеф чиркнул ногтем по горлу.
– Тина – наш творец.
– Я в курсе. И одновременно она человек, проживающий одну жизнь за другой. У неё обрывается нить. Закончился лимит. И, между прочим, она сама попросила меня, чтобы её жизнь оборвалась именно в это время.
– Бред.
– Выбирай слова, пожалуйста. – Шеф потёр глаза под очками и продолжил немного мягче: – Аврелий, мне, действительно, очень, очень жаль Тину. Она замечательная. Но если мы каждый раз будем давать волю жалости, если мы будем поддаваться своим чувствам, всё мироустройство в итоге пойдёт прахом. Это жестоко, это законы случайности, вероятности и баланса, и я не понимаю, почему должен сейчас объяснять это тебе, как лопоухому первокурснику, который впервые открыл учебник. Ты же профессионал. С тобой что, такого никогда не было? Жизни не видел?
– То, что я видел и знаю, шеф, вам в вашем тёплом офисе и присниться не могло, и не надо об этом больше.
Христиан Сергеевич снял очки. Медленно встал из-за стола. Он словно стал выше ростом, распрямились плечи, согнутые от бумажной работы, глаза сверкнули холодным голубым пламенем, подбородок приподнялся, и обрюзгшее лицо подтянулось. На миг даже почудилось, что его окружило сияние золотых локонов.
Аврелий слегка вздрогнул и провёл рукой по лицу.
– Простите. Простите меня, Христиан Сергеевич. Я не подумал, что сказал.
– Молодняк! – В голосе шефа слышалось нескрываемое презрение. – Я каждого из вас ползающим с крылышками под столом помню. Плохо мы вас учили. Гонять вас надо было, в самое пекло кидать, куда ваши родители шли. Шли и умирали. Умирали! Мы вас жалели, родители вас жалели, свободы много давали, говорили, мол, изменился мир, не будет такого больше, поумнели люди. Хрена с два они поумнели! Ты знаешь, как у нас было? У нас был Кодекс, и только попробуй вот так прибежать – не хочу, не буду, увольняюсь. Низвергнут, «господи помилуй» сказать не успеешь! Сходи в старый корпус. Сходи, посмотри, как наказывали за неповиновение. В зал памяти сходи, погуляй. На кресты посмотри, на цепи, на крылья обломанные. На гравюры, со львами особенно. Видел он! Знает он! Щенок. Думаешь, тебя уговаривать кто-то сейчас будет? Незаменимых нет. В твоём случае точно.
Христиан Сергеевич резко провёл рукой над столом. Все канцелярские принадлежности вернулись на свои места, чернильница поднялась, чернила собрались в шар с ковра, со стола и влились обратно. Ещё одно движение рукой – и меч Аврелия вместе с удостоверением объял огонь. Миг, другой, и они исчезли. Установился идеальный порядок.
Шеф взял заявление на увольнение, смахнул с него пепел, размашисто подписал и подвинул бумагу на другой край стола.
– Гарольду отдашь. Вон отсюда.
На сцене, освещённой треснувшим прожектором, перебирал струны гитарист с длинными седыми волосами и такой же бородой. Фея в алом платье с блёстками пела в микрофон старый блюз. С потолка свисала одинокая облезлая мишура. Два ангела сидели за столиком подальше от сцены, перед ними стояли наполовину опустевшие бокалы с ромом.
– Что делать будешь теперь?
– Не знаю. Может, в хранители подамся. У них всегда ставки есть.
– Учти, там надо три года стажировку проходить. Только вот тебе оно надо, в хранителях сидеть? Приставят тебя к бабульке какой-нибудь, заебёшься её туда-сюда через дорогу переводить и следить, чтобы соль с отравой для тараканов не перепутала.
– Лео, ты понимаешь, почему я так поступил? Я не про шефа. Тут я, наверное, как придурок себя повёл. Я про Тину.
– Про Тинку? О чём речь. Конечно, понимаю. Молодец. Придурок ты, спорить не буду, но молодец. И что, это можно сделать так просто? Обмануть смерть?