Небесное дитя

Я сознаю, что выдергиваю нас из привычной обстановки, словно мы спасаемся с тонущего корабля. И если бы я спросила совета, мне бы сказали, что я делаю глупость. Но я больше не хочу погребать себя под рекомендациями. Как часто мы делаем то, что действительно хотим?

Мы уедем на несколько месяцев. Я придумала это, вспомнив метафору парусника, плывущего против ветра, о которой мы говорили с отцом Розали, и о нашей беседе с Селианом. Пункт назначения очевиден.

Остров

Мы шагаем под небесами цвета стали, иногда их пронзает восхитительный резкий свет.

В утренней дымке на горизонте появляются очертания. Остров приближается, цвета более резкие, и у меня дух захватывает от скал цвета охры, склонов, поросших травой и спускающихся к самому морю. Гид уточняет, что это место называется Бакафалл и что в популярной шведской песенке «Девушка из Бакафалла» речь идет о девушке, которая стоит на вершине скалы и просит волны вернуть возлюбленного-моряка.

Вен впереди словно выныривает из моря.

* * *

Селиан

На корпусе нашего кораблика написано «Йеппе», так звали карлика, друга Тихо Браге. Мы одни на палубе. Когда мы проплываем мимо танкера, ветер поднимает мамину юбку. Накануне путешествия мама подарила мне бинокль, и я рассматриваю морских тварей. Внезапно из-за скалы высовывается лисья мордочка. Мама! Скорее! Смотри!

Когда мы приплываем в порт Беквикена, нас встречают смеющиеся чайки и Сольвейг, высоченная блондинка, которая изо всех сил сжимает мне руку, приветствуя.

На плотину рыбаки вываливают ящики со свежей треской. Во времена Тихо Браге это были тропические рыбы, экзотические растения и разноцветные птицы…

«Селиан, ты идешь?»

Сольвейг приехала за нами на машине, но и местные жители, и туристы здесь перемещаются на велосипеде. Она показывает нам эти желтые велосипеды — повсюду. Ехать недалеко, она останавливается во дворе и знакомит нас с длинношерстной французской овчаркой, спящей перед дверью: «Локи, это хозяева».

* * *

В моем воображении север всегда ассоциировался с каким-то ясным воздухом, прозрачной атмосферой, словно и дух можно очистить ветром и картинками суровых пейзажей.

Мы с Селианом выбрали пансион, увидев его на одном сайте. Там была фотография сада с тысячей растений. Домик, построенный на песчаной равнине, между морем и лесом, еще красивее, чем мы ожидали. Большая деревянная постройка, двухэтажная, с низкими потолками, серыми и зелеными комнатами. Мягкие оттенки, приглушенные тона, отдых для глаз.

Сольвейг распределила между нами комнаты, сообщающиеся через полукруглую дверь. Пока Селиан осваивается, я ложусь на пол, в лучах солнца, осматриваю комнату: перед окном стол из красного дерева, в противоположном углу — кровать с вышитыми простынями, на них цветы боярышника; шкаф и стул со сложенным одеялом.

Селиан входит и плюхается на паркет передо мной. В мерцающих лучах его глаза кажутся очень светлыми. Он говорит: «Нам будет здесь хорошо».

В первое утро, открывая ставни окна, которое выходит на пляж, я думаю о той сцене в фильме «Сезар и Розали», где Роми Шнайдер открывает ставни своего заброшенного дома. Вспоминаю, какое счастливое у нее было лицо. Мне хочется прикоснуться к этим необъятным водным пространствам, пока море в дымке еще принадлежит одним лишь птицам. Но Селиан зовет меня. Иду…

Мы завтракаем в саду, еще один столик занят. Сольвейг говорила, что сейчас пусто, живет постоянный клиент, специалист по Шекспиру, университетский профессор, а так — только одинокие велосипедисты иногда.

Селиан выбирает столик поближе к лесу. Летят восхитительные синицы, надеются поймать крошки. В этом фосфоресцирующем свете, который сеется на стол сквозь листву, все так спокойно.

* * *

Воображаемый остров не так уж отличается от реального, море повсюду, природа буйствует.

Лес вокруг пансиона точно такой, в каком я прогуливалась в своих снах этой зимой, но еще это лес моего детства. Такая же посеребренная листва берез на фоне чистого неба, те же сияющие созвездия, те же лужайки, те же лучи солнца, согревающие мох. От одного запаха к другому моя память набирает обороты. Я вспоминаю себя девочкой с запутанными волосами и оцарапанными руками — много лазала по деревьям, пробиралась сквозь колючие кусты, надеясь скрыться, подобно диким животным, — пока лето не заканчивалось, отбирая у меня игры и свободу.

Достаточно было попасть в скандинавские леса, чтобы все жители моего воображаемого леса последовали за мной, возродились из пепла: молчаливый сельский полицейский, болото, бурлящее крохотными жизнями, крики лесных сов и соек…

Как быстро прошло это детство, испещренное разочарованиями и ранними испытаниями. А может, и нет. Может, потерянный рай до сих пор во мне. Может, именно там я и живу.

Лес Вена источает сильный сладкий запах. За его огромными деревьями не слышно звуков, только листья падают тихо-тихо, кружатся, иногда птица машет крыльями — но эта музыка нисколько не портит магию момента. Я бы вошла в высокую траву, я бы потерялась на этих землях…