Небесные (СИ)

- Молчать! - рявкнул Рахман. Его налитые кровью глаза перебежали с первого советника на министра. - Господин Амааль, я не ожидал от вас такого. Обманув должностное лицо, вы проникли в дом смутьяна и бунтовщика. Объяснитесь, иначе я буду вынужден арестовать вас как сообщника.

Министр открыл рот, намереваясь дать достойный отпор и напомнить Рахману его место, но советник его опередил.

- Господин Амааль пришел попрощаться. Поскольку ваши люди его не пускали, ему пришлось прибегнуть к такому... недостойному способу.

- Это так? - процедил Рахман.

- Так, - выплюнул Амааль. Поймал предупреждение советника, вернул себе степенность, и уже более спокойно добавил: - Все так, как и сказал господин первый советник.

- Немедленно покиньте этот дом, - приказал Рахман. - Или и мне придется прибегнуть к более... недостойным способам, чтобы выдворить вас отсюда.

Амааль прищурился. Такое поведение министра юстиции его озадачивало. Выглядело так, будто Рахман очень зол. Как тверд и выдержан он был в начале - и как разошелся теперь. Что-то кольнуло министра в сердце, и он требовательно обернулся к советнику.

- Скажите, кто он? Кто этот паук?

- Вон! - закричал Рахман.

Амааля подхватили под руки и поволокли по двору. Первое мгновение он покорно перебирал ногами, а когда осознал всю степень унижения, принялся яростно вырываться. Его протащили до самого выхода на улицу, затем швырнули на землю. Об боли в спине перед глазами Амааля вспыхнули разноцветные круги, на несколько мгновений он выпал из реальности и пропустил последние слова Рахмана, сказанные вслед. Подбежавший кучер испуганно блеял рядом, не решаясь ни прикоснуться к министру, ни кинуться за помощью. С грохотом захлопнулись сзади ворота. Амааль скинул с себя дрожащие руки, с трудом встал, обратный путь проделал в полубреду. Вывалившись из кареты, потерял сознание.

Когда он пришел в себя, за высоким неуютным окном слабо светило белое солнце. Несколько минут Амааль соображал, почему лежит на животе. Когда в памяти восстановились события прошлой ночи, он рывком встал, тут же, обессиленный, повалился обратно. Бледная Коэн принялась молчаливо поправлять влажные, горько пахнущие повязки.

- Ты тут? - удивился Амааль. - Постой, когда ты приехала?

- Недавно, - бесцветно улыбнулась она, - отец, я помогу вам присесть.

- Зачем ты здесь? Тебе не следовало приезжать, в Амшере все еще опасно. Я бы прислал за тобой людей, когда все разрешилось.

- Я не могла больше оставаться в безвестности, - тихо сказала дочь. - Все это время мое сердце было не на месте. Я приехала сразу, как только открылись городские ворота.

- Городские ворота открылись? Но... Постой, сегодня должен состояться суд, мне нужно на нем присутствовать. Все не так, как кажется на первый взгляд, уверен, я смогу убедить короля...

- Отец...

- Конечно, у меня нет прямых доказательств, но у меня их не было и несколько дней назад...

- Отец...

- ... однако ж я сумел их достать, сумею найти и теперь...

- Отец...

- ... просто попрошу дать отсрочку в несколько дней, этого будет достаточно...

- Господина Самааха больше нет! Его казнили на площади сразу после вынесения приговора! Ох, отец... - Коэн, рыдая, рухнула в его объятия. Амааль рассеянно погладил ее по спине, застыв в неудобной позе - вскочить и бежать.

- Сколько я был без сознания?

- Трое суток. Вы бредили, у вас была лихорадка. Вы несколько раз приходили в себя, но никого не узнавали. Кричали что-то про пауков. Я так перепугалась, отец. Господина Самааха не стало, я так боялась, что и вы меня покинете...

Не успел. На Амааля накатила тяжелая усталость. Он осторожно отстранил дочь, смежил веки. Под ними тотчас восстала картина последнего свидания, в ушах зазвенело послание. Не будь так обессилен, он бы рвал и метал, но сейчас хватило лишь на то, чтобы проклясть себя и свою недогадливость. Не успел.

Амааль восстанавливался долго. Зелья и снадобья действовали, но медленно, сказывались и возраст, и хроническая усталость. Ожоги затягивались новой розовой кожей, и отчего-то чесались. Передвигаясь по коридору, сам себе напоминал трухлявый пень. Шаги давались маленькие, и министра это раздражало. Пока пересекал двор, рассвет сменялся закатом, и пора было пускаться в обратный путь.