Небесные тираны. Столетняя история бомбардировщиков

Иногда вспыхивала паника, и люди приходили в смятение, случалась даже борьба за места. […] Если канализационная система выходила из строя, все экскременты и моча начинали вонять. […] Солдаты в увольнении падали в обморок ещё при спуске в убежище, а другие сетовали, что предпочли бы окопы{52}.

Бомбардировщики не отличались точностью при сбросе бомб, поэтому погибало мало людей, но нет никаких сомнений, что многие атаки на Лондон воспринимались со всей серьёзностью. Тяжелее всего было солдатам на фронте. Они боялись за жизнь тех, кто остался дома. Среди гражданского населения бомбардировки, скорее, привели к укреплению духа и сплочённости. Добровольцы помогали нуждающимся, а еда и комнаты в доме делились по мере необходимости. Всё это впечатляло. Писатель Д. Г. Лоуренс, автор романа «Любовник леди Чаттерлей», был одновременно очарован и напуган, но никогда не чувствовал непосредственной угрозы. Его коллега Марсель Пруст, переживший бомбардировку Парижа, видел во всём этом поэзию, «апокалипсис в небе», до тех пор, пока не был разрушен дом на бульваре Осман, 102, где жил он сам{53}.

Часто бомбардировки заканчивались раньше, чем британские истребители успевали подняться достаточно высоко в воздух для предотвращения атаки. Но если это им и удавалось, их поражал вид огромных самолётов «Штаакен», очертания которых только и были заметны в темноте. Вначале все думали, что это самолёты «Гота», и начинали обстрел на слишком большом расстоянии. Потом же выяснилось, что это совершенно новый тип самолёта. Эти немецкие гиганты к тому же неплохо оборонялись. Их вооружение нельзя было назвать передовым, но благодаря тяжёлому корпусу они были гораздо стабильнее в воздухе, и пулемётчикам легче было держать прицел. Немецкие бомбардировки юга Англии продолжались всю весну 1918 года. В течение восьми месяцев «Штаакены» сбросили более 26 тонн взрывчатки и одну тонну зажигательных бомб над Лондоном. Ни один самолёт не был сбит, но два из них по техническим причинам разбились по дороге домой.

Фрегатенкапитен Петер Штрассер, которого можно назвать основоположником бомбардировок Англии, теперь проводил бóльшую часть своего времени в кабинетах немецкого Генерального штаба. Несмотря на свой большой опыт, он всё ещё настаивал на том, что дирижабли являются надёжной «бомбардировочной машиной». Вплоть до самой смерти во время последней воздушной атаки Англии в августе 1918-го он участвовал в разработке «Плана огня» (нем. der Feuerplan) — немецкого плана бомбардировки, который должен был вынудить союзников просить мира на условиях Германии{54}.

Идея состояла в том, чтобы мобилизовать немецкий бомбардировочный флот, лететь «волна за волной» и одновременно атаковать Лондон и Париж — без остановки, до тех пор, пока все экипажи не будут сбиты или не свалятся замертво от усталости. Немецкие стратеги считали, что сильные пожары приведут к быстрому коллапсу исполнительной и государственной власти в обеих столицах, а затем и к оттоку остального населения. Планировали использовать так называемые электронные бомбы — новый тип зажигательных бомб, которые появились в апреле 1918 года. Они весили всего один килограмм, состояли в основном из магния и алюминия и нагревались до 3000 градусов, создавая пламя, которое невозможно было потушить. Тысячи таких бомб были уже доставлены на взлётно-посадочные полосы.

Неизвестно, читал ли Петер Штрассер Герберта Уэллса, но можно с уверенностью сказать, что он стремился идти до конца и поэтому настаивал на осуществлении массированной атаки Нью-Йорка. Однако эту идею отвергли офицеры, занимавшие более весомое положение в немецком верховном командовании, поэтому Штрассер в гневе покинул совещание.

Все было готово 23 сентября 1918 года. После наступления темноты первая волна из 36 полностью оснащённых бомбардировщиков должна была полететь на Лондон, а 45 ещё на Париж, но непосредственно перед взлётом начальник Генерального штаба генерал Эрих Людендорф отдал приказ остановиться{55}. Официальное обоснование случившегося — сильные осадки в течение месяца, пожар в городах мог не начаться, и вся операция провалилась бы. Но настоящая причина, вероятно, имела мало общего с погодой. Немецкое верховное командование просто утратило веру в то, что войну можно выиграть, даже с помощью «Плана огня». Вместо этого хотели начать мирные переговоры с союзниками, а это казалось совершенно невозможным после такой атаки.