Небесные тираны. Столетняя история бомбардировщиков

Было такое ощущение, словно моя грудь разверзлась, образовав огромную дыру, сквозь которую само небо изысканно синее неслось мощным, освежающим потоком. К чему медленные и пресные прогулки там, внизу, в зарослях цветов, когда есть этот дикий ветер, этот будоражащий кровь массаж{106}.

Само собой разумеется, что вскоре Маринетти, подобно д’Аннунцио, обзавёлся усами с точно такими же аэродинамичными завитками. Он был главным лицом футуризма — художественного направления, отвергающего принципы «раболепного XIX века». Он и его единомышленники считали футуризм новой эрой и бросали вызов прошлому. Они хотели «убить лунный свет» и представляли себе будущее цивилизацией, где всё будут делать машины.

Мы говорим: наш прекрасный мир стал ещё прекраснее — теперь в нём есть скорость. […] Мы будем воспевать рабочий шум, радостный гул и бунтарский рёв толпы. […] Пусть пройдохи-пароходы обнюхивают горизонт. Пусть широкогрудые паровозы, эти стальные кони в сбруе из труб, пляшут и пыхтят от нетерпения на рельсах. Пусть аэропланы скользят по небу, а рёв винтов сливается с плеском знаме́н и рукоплесканиями восторженной толпы{107}.

Маринетти заявлял, что футуризм должен воцариться в культуре путём войны. «Да здравствует война — только она может очистить мир […] ведь искусство — это и есть насилие, жестокость и несправедливость»{108}. В 1915 году, когда Италия вступила в войну на стороне союзников, футуристы были военными журналистами. В своем стихе «Цзан. Тумб. Тумб», написанном во время боевых действий в Турции, Маринетти очень хорошо передал акустический образ войны «на высоте сотни метров, словно скрипичнодуховой оркестр, раздавался звук пулемётов, трататата-тата — ревели они — тратататата»{109}. А вот так он описал в своём дневнике авиабомбардировку: «Вжиииииу, тратата-та, БАБААААААХ!»{110}.

Конечно, многие общенациональные властители дум не вели себя столь вызывающе даже в ту эру непостижимой неумеренности.

Футуризм олицетворял собой интеллектуальный бунт — да и кто не бунтовал тогда, в дни, когда мир, только что переставший существовать после невиданной общемировой бойни, должен был заново обретать себя. Это направление не только оказало огромное влияние на изобразительное искусство, театр, музыку и архитектуру, но и сподвигло многих служить в ВВС. Там после поверхностного обследования комиссия психологов и врачей решала, годен ли человек к службе. Минимальными требованиями для потенциального новобранца были спортивное телосложение и репутация надёжного, пунктуального и честного человека. Он должен был обладать хорошим глазомером и способностью сохранять трезвый ум в экстремальной ситуации. Откровенная незрелость и чрезмерная воодушевлённость кандидатов не приветствовались{111}.

А вот те, кого признавали годными, немедленно получали фирменные лётные куртки, которые авансом давали статус героя и производили впечатление на дам. Впрочем, надо отметить, что лишь половина новобранцев побывала в настоящих боях, причём многие из них уволились со службы, поняв, чтó она собой представляет{112}. Ожесточённые воздушные схватки унесли много жизней, а пережившие их долго страдали от посттравматических психозов.

Бенито Муссолини тоже увлекался футуризмом, но, несмотря на это, был достаточно расчётлив, чтобы не пойти добровольцем в ВВС. Он получил удостоверение пилота в 1920 году, в возрасте тридцати семи лет. В 1922 году он вступил в должность председателя Совета министров — главы правительства Италии, и среди его приоритетов значились создание королевских ВВС — Regia Aeronautica — и укрепление королевской власти над Северной Африкой. Он рисовал в воображении будущую Великую Итальянскую империю и называл Средиземное море на древнеримский манер Mare Nostrum — «наше море».

Много массовых протестов прошло на улицах Ливии — она перешла под контроль Италии в результате итало-турецкой войны, окончившейся за несколько лет до начала Первой мировой. В ходе этой войны, 1 ноября 1911 года, лейтенант Джулио Гавотти совершил первую в истории авиабомбардировку, стремясь уничтожить группу партизан в оазисе Айн-Зара, что в нескольких километрах к югу от Триполи. При себе у него были четыре бомбы размером с апельсин, три из них он положил в сумку для туалетных принадлежностей и одну — в карман лётной куртки.