Небо молчаливое

Эмма смотрела вскользь. Ей двадцать пять, ну чуть больше, по Вернским меркам… астрономический год… Эмма забыла какой там сдвиг. «По фазе», – подумалось горько. Забавно, однако, за двадцать пять лет она ни разу не видела трупов, то есть на похоронах не была.

Труп выглядел трупом. Желто-ужасный, всё стало жёлтым и мерзким, в прожилках прогорклой бирюзы, как вены под кожей, под кожей не… Не смотри, раз не можешь. Эмма посмотрела на пол. Эмма не плакала, она не понимала, почему ещё не плачет. А потом вышел кто-то, кто знал, как говорит бог. И люди встали. Вставать около дивана неудобно, колени ровно не разогнёшь, потому что близко. Мысли носились так быстро, что Эмма уже просто не понимала. Она падает, падает со стула, падает лопатками на пол. Падает. Падает. Падает.

«Небо было добрым к нему», – сказал кто-то из вернских. Эмма не слушала. Как такое можно слушать?

Гроб упал в облака. Так почему-то надо. Они скинули тело из Неба в небо. Эмма сидела на стуле и грызла кусок круглой лепёшки, потому что круглые лепёшки надо грызть, тогда души… Эмма прикусила щёку. Она плакала, а больше никто не плакал. Она посмотрела на Дэвида, он сидел через стол и три блюда, через бокал и супницу. На Верне есть супницы, но нет гробов. Потому что есть супы, но нет кладбищ. Она хотела, чтобы Дэвид взял её за руку, чтобы погладил пальцы. Эмма спрятала руку. Дракон, замотанный в плёнку-пелёнку, болел. Его нужно было выпускать на воздух, чтобы повреждённая кожа дышала, чтобы заживала. Эмма боялась размотать руку, боялась, что кто-то увидит, поймет, чем она занималась, что спряталась, что сбежала. Сбежала татуировку бить. Сбежала. Корабль летел медленно, а может просто висел, не двигался, замер, застыл, всё. Тут и будем жить. Эмма чихнула и вытерла нос рукавом. Хуже некуда. Она даже до салфетки дотянуться не могла. Руки не поднимались, окаменели, приросли согнутые, а может просто некто невидимый пристрочил рукава к бокам. Эмма чихнула ещё раз и откусила лепёшку. На той стороне стола Дэвид поднял рюмку. Эмма попыталась взять свою. А потом он заговорил, а она не смогла, а потом заплакала, а потом укусила лепёшку, а потом люди долго-долго, а потом…