Небо молчаливое

– Они мне ни к чему, – улыбалась она очень красиво. У неё были пухлые мягкие губы, и ровные белые зубы, крепкие и немного великоватые для такого лица, как у манекена в стоматологическом кабинете. И всё-таки она улыбалась красиво. Она нисколько не похожу на ту, что он недолюбил. – У меня есть музыка. Она моё спасение, моё наваждение. Почему спрашиваешь, капитан?

– Потому что похоже, – бросил он мрачно. Объяснять не хотелось.

– На кого?– пристала поющая. На кого…

– Да так. Знал одну.

– В Тирхе? – снова влез Луи. Хорошо хоть флейтист молчал.

– Да. Жили вместе. Спали.

– Девушка? – уточнила Лика. Луи заинтересованно приподнялся.

– Девушка, – процедил Константин. Луи сел обратно. – Встречались два года.

– Ого.

Все трое ахнули.

– Ага, – буркнул Константин. – Она классная была.

– Красивая? – спросила Лика

– Очень, как ты.

Та, кого он не спас, выглядела иначе.

– Правда? – чуть обиженно протянула она.

– Нет. Вы разные. Она тоже пела. Талантливая была. Я думал, что других таких просто нет. Я любил её. Наверно. По итогу она половину батиных денег спустила на дурь.

– И всё?

– И всё. Ты хочешь грустную историю любви? – он усмехнулся опять как Эмма. Не лучшая привычка. —Ну, грустно было. Но давно.

– А…

– Потом, отец умер, и мне дали генеральскую форму. Она ещё жила в той квартире, может и сейчас живет, если не прокурила. Мне не жалко.

– Квартиру? – встрял Луи. – Ты чего кэп? Это ж чертова куча денег.

– И? – спокойно поинтересовался Константин. История была настолько старая, что и чувств никаких не осталось. – Деньги только деньги, Луи.

– Когда их много, – вставил молчаливый флейтист.

– Даже когда их много, – фыркнул Луи, – деньги важны.

«Возможно, – подумал Константин, – возможно ты говоришь так, потому что всегда был беден. Возможно, поэтому я ни черта не понимаю. Но деньги, есть деньги. Люди важнее». Публика ждала продолжения. И Константин его вспомнил, так для потехи, пусть слушают. Что ему?

– За это время я успел налюбоваться, как она сгорает. Сначала непонятно, вроде всё как было, но чуть странно. Слова там тянет, ходит медленно, точно не ощущает себя в пространстве. Музыка изменилась, проще стала. Мне она говорила, что стиль ищет. Ищет, ищет. Потом и во все перестала писать, играла старое. Оно хорошо продавалось. Красивая девочка, сладкие песни.

– Бедный капитан! – промурлыкала Лика, – Не бойся со мной такого не приключиться. Давай лучше ещё споём? У тебя красивый голос, капитан, поднимайся!

– Откуда ты знаешь, я же не пел?

– Но ты говорил. Поднимайся!

Константин был достаточно пьян, чтобы встать, достаточно, чтобы вспомнить, как он тоже на сцене с той… это было… Он дернулся.

– Не хочу. – Одной поющей ему хватило. Одного дебюта вполне. Вторых дебютов вообще-то не бывает.

– Кальян? – спросил флейтист – спас. Лика мгновенно переключилась, она тоже была пьяна.

– Ох, у вас кальян есть!

«Откуда? – подумал Константин. – Какого чёрта он роется в наших вещах?!».

– А то! – подтвердил Константин. Кальян этот он видел впервые.

Луи недоверчиво уставился на своего кэпа, пожалуй, он один, ну а теперь и пташки, признают в нём капитана.

– Ты пробовал, Луи́? – спросила Лика.

Луи побагровел. Точно! Он же не любит, когда его имя произносят так:

– Луи́! – повторил Константин.

– Сокращенно от Луис. Не пробовал, – отрезал Луи. – И Эмма не оценит. Надо хотя бы спросить.

– Это её? – удивилась Лика. Будто бы Эмма такая скучная, будто кальянов у неё не может водиться.

– Точно не доктора.

– Фет не одобрит, – с какой-то садистичной радостью процедил Луи. – Давайте сюда. Я знаю как.

– Держи, Луи́.

– Лу́и.

IV

Эмма сидела на самом краешке кресла, позади неё можно было усадить ещё несколько Эмм. Комиссия ушла на перерыв. Дэвид с Рогачом обсуждали выступление. У Дэвида был толстый блокнот в кожаном переплёте и именная ручка, подарили на кафедре на позапрошлый день рождения. Пока ещё было неясно: услышали их? Поверили? Согласны?