Небо памяти. Творческая биография поэта

И последнее частное замечание. (Вот Глезер говорил о Солженицыне.) Мне не нравится пафос такого рода выступлений, как у вот этого юного товарища. Это, конечно, симпатично, когда вот такой шум, смех в зале, но это не решает никаких проблем, поверьте мне, это было всегда и будет всегда. Это не подлинное все, я в это не верю. Вот маленькая реплика о Солженицыне, это очень частный вопрос. Но не совсем неважный. То, что сняли передачу Солженицына, – ну, не знаю, может быть, это плохо. Свобода – это на самом деле прекрасно. Хотя мы сегодня, не имеющие никакого опыта, ни малейшего, как жить в свободе, мы многое путаем, перепутываем. Мы видим негативные стороны свободы вдруг. Так вот, Александр Исаевич Солженицын, перед которым я преклоняюсь, я готов… Ну что тут сказать: когда у нас в свое время были письма разные в защиту кого-то, я все письма тогда подписал, и первым из них было письмо в защиту Солженицына. Так что я тут чист перед ним. Но то, что он в последнее время говорил, – это мне тоже очень не нравится. Но дело не в том, что кому-то нравится – не нравится, он что-то говорил такое, что, как я думаю, не на пользу нашему нынешнему отечеству, а скорее, во вред. И то, что этой передачи не стало, я думаю, это вполне справедливо, и не знаю, какими соображениями руководствовались эти люди. Но Солженицын тоже должен подумать, где он живет, когда он живет и что он должен, обязан говорить.

IX. «Я медленно учился жить» [238]

Памяти Юрия Левитанского (к 85-летию поэта)

Автор Леонид Гомберг

Рассказчики:

Евгений Евтушенко, поэт

Елена Камбурова, певица, народная артистка России

Михаил Козаков, актер, режиссер, народный артист РСФСР

Олеся Николаева, поэтесса

Леонид Гомберг, писатель

Сценарий

Пролог. Война

На фоне фотографий Юрия Левитанского говорят друзья поэта

Михаил Козаков:

Боже мой, какой поэт! И мне всегда, может быть, сентиментально, хочется думать, что люди, во всяком случае, думающие, читающие, будут возвращаться и возвращаться к Юрию Давыдовичу, к его стихам, к его удивительной личности.

Олеся Николаева:

Он был человек печальный, он был Пьеро… у него был такой грустный взгляд… И этот талант его, и человеческий и поэтический его талант, конечно, выражался в его каком-то невероятном обаянии. Он был человек штучный, его никогда ни с кем нельзя было спутать. Я помню, что и он уважал это свойство в других людях.

Елена Камбурова:

Но самое главное, что, может, по-настоящему я осознала величие его поэзии гораздо позже. Ну, как-то, знаете, большое видится на расстоянии. И сейчас, именно в это наше время – грубое, невежественное, которое попрало все поэтические символы и само слово «поэзия», прагматичное время, – стихи Левитанского просто спасительны.

Кабинет Левитанского (Киноархив, 1987 год)

Ю. Левитанский читает стихотворение «Я медленно учился жить»

Я медленно учился жить.
Ученье трудно мне давалось.
К тому же часто удавалось
урок на после отложить.

Полжизни я учился жить,

и мне за леность доставалось —
но ведь полжизни оставалось,
я полагал —
       куда спешить!

Я невнимателен бывал —

то забывал семь раз отмерить,
то забывал слезам не верить,
урок мне данный забывал.

И все же я учился жить.

Отличник – нет, не получился.
Зато терпенью научился,
уменью жить и не тужить.

Я поздно научился жить.

С былою ленью разлучился.
Да правда ли,
       что научился,
как надо научился жить?

И сам плечами лишь пожмешь,

когда с утра забудешь снова
не выкинуть из песни слова
и что посеешь, то пожнешь.

И снова, снова к тем азам

в бумагу с головой заройся.
– Сезам, – я говорю, – откройся!..
Не отворяется Сезам.

(Кинематограф, 1970)

Закадровый текст (голос)