Небо памяти. Творческая биография поэта

Продолжает Юрий Левитанский:

«Остановились в гостинице. Первое утро, выходим – очередь на такси, и молодое очаровательное лицо, длинные волосы, мгновенный взгляд в мою сторону, и вот она уже садится в машину, и я – а я человек застенчивый, а тут вдруг за ней следом, открываю дверцу, и вот мы уже едем вместе. Она такая пижонка, говорит: а я вас знаю. Откуда, я первый раз в городе. А я вас в Москве видела в театре. Я что-то такое вспомнил. Она приехала на съемки. Я спрашиваю: где вы остановились. В той же гостинице. Когда будете? В пять часов. Я даю ей телефон. Ровно в пять часов звонок: я приехала. Я говорю: я сейчас зайду. И начинается головокружительный роман, длившийся все дни, которые мы были в Ленинграде, и потом ехали вчетвером в Москву, и в Москве… потом была жуткая драма, когда расставались, она рыдала, я рыдал…»[139]

И снег этот мокрый,
и полночь, и ветер —
впервые.
На Невке, на Мойке
я в этом столетье
впервые.
И вьюга мазурки все кружится.
Здравствуйте, Лиза!
Послушайте, Лиза,
куда вы торопитесь, Лиза?
Все вьюжит и вьюжит.
Смотрите, вам холодно будет.
Кончается полночь,
а Германа нет,
и не будет.
Ну, будет вам, Лиза,
не надо печалиться очень.
Вы знаете, Лиза,
ведь вы меня любите очень.
Недаром же дверцу
вы мне отворяете, Лиза,
и смутное сердце
вы мне доверяете, Лиза.
Мы снова и снова
все те же мосты переходим,
и слово за словом
мы с вами на «ты» переходим.
Ты любишь, скажи мне?
Ты любишь?
Скажи мне, ты любишь?
А ты меня любишь?
А ты?
Ну, а ты меня любишь?
Люблю тебя, Лиза!
Нет, Ольга!
Зови меня Ольгой!
Как странно —
я звал тебя Лизой,
я знал тебя Ольгой.
Я все тебя путаю
в этой старинной метели.
Я бережно кутаю
плечи твои
от метели.
И вьюга мазурки
меня навсегда засыпает.
И Лиза моя
на руке у меня
засыпает.
И боязно губ этих сонных
губами коснуться.
И трудно уснуть,
и совсем невозможно
проснуться.

(В Ленинграде, когда была метель. Земное небо, 1963)

Л. Сидоровский датирует это путешествие январем 1956 года. Левитанский обычно не называл дат, даже года порой забывал.

Но кто же героиня этого стихотворения? Понято: «съемки» – значит, скорее всего, актриса… Загадка для будущих биографов Левитанского!

В подвале у Вадима Сидура. «Мы полюбили Юру Левитанского»

Выдающийся российский скульптор Вадим Абрамович Сидур (1924–1986) воевал на фронте всего около года, однако он уверял, что его жизненный опыт состоит на восемьдесят процентов из военного. Зимой 1944 года в ходе тяжелейших боев в Украине восемнадцатилетнему младшему лейтенанту, командиру пулеметного взвода, довелось увидеть невероятное, незабываемое зрелище: дом, где он родился и вырос, больше не существовал – «только печная труба торчала, как новаторский памятник моему детству и юности». В марте в боях под Кривым Рогом он был тяжело ранен в голову. По воспоминаниям людей, спасших его в тот день, у бойца ничего не осталось от лица. Пуля выбила верхнюю челюсть, прошла через гайморову полость, почти оторвала язык. В девятнадцать лет он стал инвалидом – страдания от жестокой раны сопровождали Сидура до конца жизни.

Лепить и рисовать он любил с детства. Однако же хотел стать врачом и даже проучился год в Душанбинском мединституте. Но неожиданно, приехав на очередную операцию в Москву, поступил в Строгановское училище на факультет монументальной скульптуры. В период хрущевской оттепели Сидур участвовал в выставках «авангардистов»; вместе с Владимиром Лемпортом и Николаем Силисом, соучениками по Строгановке, он организовал творческую группу «ЛеСС», название которой состоит из первых букв фамилий этих мастеров.

В 1957 году Сидур женился на молодой учительнице французского языка Юлии Нельской.

В мастерской художника она оказалась впервые, и эта среда произвела на нее неизгладимое впечатление.