Небо памяти. Творческая биография поэта

7 сентября. Холодрыга. Встретились с Юрой Левитанским в метро и поехали к нам в подвал. Долго совещались насчет обложки для Юриной книжки…

17 сентября. Димка кончил книгу Левитанского…

Однако возникли какие-то затруднения…

Юлия Нельская:

1 февраля (1970). …Время подоспело сдавать книгу Левитанского. Дима сначала чуть с ним не поругался, потом помирился…

Время своего знакомства с Левитанским Елена Камбурова определяет как «начало 1970 года»: «Кинематограф» уже был передан в издательство.

«Мне хорошо запомнилась наша самая первая встреча, – вспоминает Е. Камбурова. – Ей предшествовал разговор с Окуджавой у него дома; на вопрос: нет ли у него новых песен? (у него тогда был период неписания) – последовал ответ: вам надо познакомиться с Юрой Левитанским»[156].

Писатель и правозащитник Зоя Крахмальникова, находившаяся в тот вечер среди гостей Булата Окуджавы, вызвалась их познакомить. Через несколько дней они встретились у станции метро «Белорусская», и в тот же вечер Левитанский вручил Елене Камбуровой и музыканту Ларисе Критской, работавшей тогда ее аккомпаниатором, пачку напечатанных на машинке стихотворений из книги «Кинематограф».

«Лариса схватила эти стихи, – продолжает Камбурова, – и написала к ним музыку, целый цикл, буквально шквал песен пошел. Одновременно с этим началось наше довольно тесное общение с Юрой»[157].

Общение переросло в дружбу. Одной из первых песен, написанных Л. Критской на стихи Левитанского, стала знаменитая «Собирались наскоро…» («Не поговорили»). Потом последовали «Воспоминания о шарманке», «Как показать осень», «Кинематограф» («Вступление в книгу») и другие. Они были созданы специально для Камбуровой в расчете на ее голос, на ее манеру исполнения и вошли в ее репертуар на долгие годы; некоторые из них певица исполняет и сегодня. Сейчас многие авторы пишут и поют песни на стихи Левитанского, но первыми были Камбурова и Критская.

14 сентября 1970 года, сразу после выхода в свет «Кинематографа», Юлия Нельская запишет в дневнике:

…Поехали к нам в подвал, а потом с Левитанскими к ним домой. Юрины стихи какие-то студенты из Караганды записали с музыкой под гитару на пленку. Очень мило поет парнишка, со вкусом.

Песни на стихи Левитанского начали распространяться по всей стране.

Книга «Кинематограф» – особенная; некоторые критики даже называли ее «поэмой». И все же – это не поэма, а книга стихов, но структура ее очерчена столь точно и строго, что за всем этим странным переплетением фрагментов сценария, воспоминаний и снов и впрямь проглядывает некое подобие сюжета.

О загадке новой книги Левитанского заговорили всерьез.

Одним из первых ее пытался разрешить критик Владимир Огнев.

«Если раньше, – писал он, – в давних стихах Ю. Левитанского, малое и великое существовало отдельно, потом, порою, в противопоставлении, в страдательной симпатии к малому, – в «Кинематографе» диалектика слабости и силы, величия и скромности, одной боли и общей боли и радости доведена в лучших стихотворениях-фрагментах до поэзии откровения, до искреннейшей исповеди человека XX века, пораженного как силой своей, так и слабостью»[158].

О принципах своей работы еще в 70-е годы расскажет и сам Левитанский.

«В этом смысле, – говорил поэт, – стихи пишу без карандаша и бумаги, и так, насколько мне известно, происходит с большинством поэтов, а процесс писания как таковой – записывание, переписывание, вымарывание, поиски нужного слова – это уже потом. Так пришла однажды неведомо откуда и строка – “Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!”, а потом повела за собой и все стихотворение, ставшее вступлением в книгу, да и весь замысел книги “Кинематограф” начался, вероятно, оттуда.

Это город. Еще рано. Полусумрак, полусвет.
А потом на крышах солнце, а на стенах еще нет.
А потом в стене внезапно загорается окно.
Возникает звук рояля. Начинается кино.

И очнулся, и качнулся, завертелся шар земной.

Ах, механик, ради бога, что ты делаешь со мной!
Этот луч, прямой и резкий, эта света полоса
заставляет меня плакать и смеяться два часа,
быть участником событий, пить, любить, идти на дно…

Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!