И вот Марков… Уже дошло до последней точки – что со мной делать… Тогда уже не расстреливали, конечно, за это, но мне нельзя было бы нигде ни одной строчки опубликовать, заработать ничего нельзя – полная беда! На мне целое семейство, а у меня просто нет ничего! Когда уже решалось, что у меня «грубейшая политическая ошибка», когда дошло уже до этого самого последнего [шага], Марков, как всегда, спокойно так сказал: «Товарищи дорогие, я так считаю, Юрий Давидович – человек молодой; давайте мы запишем в протоколе так: допустил политически неточную формулировку»… Я тогда не понимал – там не было ничего неточного! Да, только я не понимал, что для меня это было спасением: не «грубая политическая ошибка», а «политически неточная формулировка». Этим практически он меня спас, чего я никогда забыть не мог, – он меня практически спас.
Так я был космополитом…
Нормальная жизнь наступит нескоро
Почему-то мало кто у нас понимает: сейчас не то, что вот был XX съезд, потом XXI съезд, потом XXIV и так далее. Сейчас – буквально, как в геологии – сменились геологические эпохи. Такое бывает даже не раз в сто лет, а раз в тысячу лет… То, что произошло сейчас – мало кому понятно… Это не просто очередной переход от чего-то к чему-то. Это принципиально, очень принципиально: завершилась существенная эпоха, которая уже там, за плечами у нас… Она где-то еще живет, и все-таки в жизни она закончилась окончательно и бесповоротно, хотя, может быть, она дает о себе еще знать.
А та, новая, которая должна ее сменить – она тоже еще где-то там, там, впереди… Этот так называемый переходный период, в котором мы сейчас существуем, всегда в истории любого общества самый трудный: того уже нет, а этого еще нет… А есть элементы больше того, чем этого…
Я бы это сравнил вот с чем: произошла страшная буря, в воздухе листья какие-то, какие-то хлопья – все несется куда-то, и поэтому нельзя ничего понять. Все это должно осесть… Однажды все осядет, все это успокоится – и тогда о чем-то можно будет говорить.
Я не пророк. Один Господь Бог знает, что здесь будет…
Единственное, о чем я могу говорить с уверенностью: в этой стране мало-мальски нормальная жизнь, мало-мальски – обратите внимание на это замечание: мало-мальски, – относительно нормальная жизнь наступит очень нескоро. К сожалению, наша интеллигенция большей частью этого не понимает. Поэтому когда спрашивают: а что будет осенью? а что будет зимой? – я отвечаю: ничего не будет! Будет плохо, будет хуже и даже намного… Теперь, после всего происшедшего – я это твердо знаю, за это я отвечаю полностью – нужны многие десятилетия, чтобы эта страна превратилась в подобие нормальной страны. Должны поколения смениться, поверьте: люди консервативны по своей природе, тем более «советский человек», который сформирован всерьез и надолго… Мое поколение, простите за жесткость, должно просто уйти – вот и все! И тогда подрастет следующее, следующее, следующее – других вариантов нет.
Общество почти не меняется, точнее, общество меняется только таким путем – сменой поколений, а не тем, что сегодняшние люди вдруг стали другими… Я к чему это говорю? Это один из вопросов будущего страны. Это значит, что нормально станет очень-очень нескоро. В ближайшие годы – просто исключено.
Вы видите, как параллельно реформам более активно и более масштабно растут силы, этому враждебные, – так называемые «национал-патриоты». Это очень страшное дело и очень серьезное. Это всегда было очень серьезным делом, а сейчас, может быть, – как никогда…
Опять я повторю, ну не пророк я, но то, что все еще может быть – несомненно: не дай бог, это будет страшное дело – такая кровь может еще быть, что даже думать об этом страшно. Поэтому все эти идиллические речи я не понимаю…
Наоборот, я обычно стараюсь предостеречь людей от разных иллюзий, потому что ничего хорошего это не сулит… Надо понять раз и навсегда: нет, завтра ничего не будет! Когда я это понял, мне стало плохо и тоскливо. Зато потом стало лучше: с какой стати я стану думать, что будет осенью? Да не будет осенью ничего! Ну, может, будет голод… В лучшем случае – голода не будет… А может, казаки будут кровь пускать… Или погромы будут… Не знаю. Мне гораздо понятнее – я много думал об этом – я определенно могу представить, что будет через тридцать лет… А что будет через три года или три недели, я не знаю: любой ужас может быть… в этой стране…