Я ответил, что прямого нарушения приказа в поведении Ширана усмотреть нельзя, так как партия и военный совет фронта приказывают нам бить немцев как можно сильнее, что, собственно, и делает Ширан, и при этом он проявляет исключительную смелость, тактическое мастерство, а вот то, что он не докладывает о результатах своих дополнительных ударов по врагу, – это плохо.
– Давай поговорим с ними обоими, – предложил Калашников.
Вскоре Ширан и Ильин стояли перед нами. Ширан держался с достоинством, как будто пришел за получением новой боевой задачи. Одухотворенное аскетически строгое лицо немолодого летчика, острый вопросительный взгляд из-под разлетов темных бровей олицетворяли натуру мужественную, стойкую, волевую, готовую смело идти навстречу врагу и победить его. Штурман Ильин стоял на полшага сзади. Наклоненная немного в сторону голова, опущенные глаза и безвольно опущенные руки выражали виноватое смущение.
– Доложите, товарищ старший лейтенант, результаты ваших штурмовок истребителей противника на аэродроме Морозовск, – обратился я к Ширану.
– Уже нажаловался, – сверкнув глазами в сторону Ильина, сказал Ширан.
– Ничего он не нажаловался! Докладывайте, – приказал комиссар.
– Три истребителя сожгли, а сколько повредили – не знаю, потому что не все самолеты противника после наших атак загорались, – доложил Ширан.
– Кто вам разрешил штурмовать самолеты на аэродроме Морозовск? – спросил Калашников.
– Никто. Я считал, что для этого просить разрешения не требуется.
– А почему не докладывали о результатах ваших штурмовок? – спросил я Ширана.
– Боялся, что товарищи и командование подумают, будто бы я хочу поскорее заработать себе орден, – ответил Ширан.
После этого я спросил у Ильина, почему он хочет перейти из экипажа Ширана.
– Если откровенно, то наш самолет не штурмовик, а бомбардировщик. И когда Ширан штурмует истребители противника на аэродроме, он сидит за бронеперегородками, находящимися и спереди, и сзади него, а я сижу впереди, как на балконе, ничем не прикрытый от огня зениток, а это не так приятно, – ответил Ильин.
– Ваша просьба о переводе в другой экипаж будет удовлетворена, – сказал я.
– Беру просьбу обратно и никуда из экипажа Ширана переходить не хочу, – тихо проговорил Ильин, глядя в пол.
Ширану я указал, что во всех случаях, когда боевое задание полностью выполнено, на обратном маршруте я разрешаю атаковать обнаруженные цели, но обязательно докладывать об этом после полета.
– Особенно надо атаковать в воздухе немецкие транспортные самолеты, с помощью которых немецко-фашистское командование пытается организовать снабжение группировки войск, окруженной под Сталинградом, – подчеркнул я.
Когда Ширан и Ильин ушли, Калашников сказал:
– Молодец наш Ширан, а мы с тобой, командир, немного недоработали с контролем. При выполнении каждым экипажем боевых задач одиночно-самостоятельно нам надо усилить контроль за результатами боевых действий.
Я согласился с комиссаром и попросил его шума из-за случая с Шираном не поднимать, чтобы не вызвать у личного состава эскадрильи различных настроений, которые у некоторых могут быть и отрицательными.
Осипов Г.А. «Все объекты разбомбили мы дотла!»: Летчик-бомбардировщик вспоминает. – М.: Яуза, 2010.
Пе-2 на окраине села. Юг СССР. 1942 г. (Из фотоархива Г.А. Осипова)
6.11.1942 г
На аэродроме в Средней Ахтубе несколько авиационных подразделений. То и дело поднимается пыль с уже подмерзающей по утрам земли. Одна за другой устремляются в небо машины. Еще греет солнце, хотя наступил ноябрь. День проходит в напряженной работе. Поздними вечерами, хорошо прогрев машины и укутав их, как младенцев, ватными чехлами, уставшие, мы возвращаемся домой. Живем в двух километрах от аэродрома. Завтра праздник 7 ноября. На душе празднично, несмотря на тяжелое положение на фронте. Верим, что враг будет разбит, и скоро.
В три часа ночи старший лейтенант Санинский, техник звена, поднимает нас по тревоге. Так хочется спать: ведь каких-нибудь три-четыре часа, как мы улеглись, – и вдруг вставать.
– Вставайте! На улице мороз; могут замерзнуть машины! – объясняет Санинский коротко.
Быстро одеваемся и выскакиваем на улицу. Резкий холодный ветер бьет в лицо, сбивает с ног. Идти можно, только низко пригнувшись.
Аэродром. Совершенно темно. На ощупь развязываем чехлы. Санинский уже успел подогнать автостартер и водозаправщик с горячей водой. Пытаемся запустить моторы. Но сжатый воздух только прокручивает винты. Нет ни одной вспышки, моторы остыли.
– Открыть радиаторы, спустить воду! – командует Санинский.
Бросаемся выполнять команду. Все понимают нависшую угрозу. Если вода в радиаторе замерзнет и прихватит «соты», то неминуемо лопнут их тонкие стенки и машины выйдут из строя.
В темноте нащупываем водяные краны. Они покрыты легким налетом льда. С трудом открываем их. Надо еще открыть верхнюю пробку на водяном бачке.