Небо Сталинграда. Смертельная рана люфтваффе

На подходе к Садовой наш самолет был схвачен прожектором. Зенитная артиллерия немедленно открыла сильный заградительный огонь, пытаясь отогнать СБ в сторону. Но мы удачно прошли сквозь шквал огня и сбросили бомбы на станцию, затем, не меняя курса, со снижением пошли к Волге, вдоль долины речки Царица.

Возвратившись домой уже под утро, я обнаружил, что аэродром и весь близлежащий район закрыт сплошной пеленой тумана. Мы вынуждены были сесть на полевом аэродроме в Житкуре, где уже приземлился Иван Скляров.

Командование фронта объявило нам благодарность за этот вылет. Как выяснилось позже, цель разведки заключалась в том, чтобы еще раз убедиться, догадываются ли немцы о нашем предстоящем наступлении под Сталинградом? Оказалось, что нет. Тишина на дорогах и отсутствие каких-либо маневров войск противника, о чем мы донесли штабам, как раз и подтверждали, что немцы ни о чем не подозревают.

Ефремов В.С. Эскадрильи летят за горизонт. – М.: Воениздат, 1984.

8.11.1942 г

Между 7 и 9 ноября 1942 года я со своим звеном выполнял патрульный полет в районе Сталинграда. В просвете облачности мелькнули четыре незнакомые мне машины. Я стал маневрировать, набирая высоту и стараясь зайти в хвост противнику, который в открытую летел над облаками. Самолеты были песочного цвета с пестрыми пятнами. Я открыл огонь по ведущему с дистанции 150 метров; тот клюнул носом, стал терять высоту и врезался в здания на окраине поселка Богучар. Остальные самолеты покинули поле боя; после я никогда не видел таких машин.

А. Широкорад. Италия. Враг поневоле. – М.: Вече, 2010.

Звено итальянских истребителей МС 200 на Восточном фронте. 1942 г. (Из кинофотоматериалов Федерального архива Германии, нем. Bundesarchiv)

9.11.1942 г

Как ни ждал этого момента, а он все-таки пришел неожиданно. Поначалу сильно заволновался. Гулко заколотилось сердце, стало вдруг жарко и как-то неуютно в меховом комбинезоне.

Однако волнение улеглось, едва мы с Лебедевым начали готовить свой самолет к боевому вылету. А когда до него остались уже считанные минуты, к нам подошел командир эскадрильи старший лейтенант Н.В. Руднев и его штурман старшина Н.Г. Рачковский. Они были чем-то неуловимо похожи друг на друга – оба крупные, степенные, широколицые. – Ну что, молодежь, готовы к первому боевому? – спросил Руднев. – Готовы, товарищ старший лейтенант, – ответил Лебедев.

– Пойдете за нами, – деловито пояснил комэск, – с интервалом в десять минут. Будьте все время начеку. В случае еще большего ухудшения метеоусловий немедленно возвращайтесь домой. Понятно? – Так точно…

– Через час, – вступает в разговор уже Рачковский, – на аэродроме будет работать прожектор в режиме светового маяка. Выходить от цели на него. – Понятно. – Ну и добро, – заключает инструктаж Руднев. Потом поочередно хлопает Лебедева и меня по плечу, подбадривает: – Все будет в порядке, ребята!

И вот мы уже в воздухе. Еще до подхода к линии фронта слева впервые увидели темнеющую громаду разрушенного Сталинграда, во многих местах подсвеченную заревами пожарищ. Там, внизу, густо роились огненные трассы пулеметных очередей, пульсирующими всполохами частили осветительные ракеты. Израненный город жил и боролся.

Через двадцать минут полета я уже распознал в темноте район нашей цели – северо-западную окраину поселка Городищи. На секунду даже мелькнула мысль: уж больно все складно у нас получается. И вышли на цель безошибочно, и фашисты почему-то молчат. К добру ли?

Но вот у гитлеровцев, видимо, не выдержали нервы. По звуку мотора идущего где-то впереди нас самолета комэска с земли ударила одна зенитная установка, потом другая… Но Руднев все же прорвался к цели, точно сбросил свои бомбы и тут же отвалил.

А мы пока еще на подходе. Идем ровно, ни на градус не отклоняясь от курса. И в этом, как вскоре оказалось, была наша главная ошибка – мы совершенно забыли о противозенитном маневре, за что были почти тут же наказаны.

…Свесившись за борт, я уже хорошо видел, как в том месте, куда только что сбросил бомбы Руднев, разгораясь, потянулись вверх языки пламени. И тут ослепительная вспышка, сопровождаемая резким хлопком, заставила меня отпрянуть, сжаться. Наш самолет вдруг качнулся, на мгновение будто бы замер на месте, а потом начал зарываться носом вниз. Потянуло гарью. Мотор зачихал.

Лебедев все же выровнял машину. Но тут обнаружилось, что мы, запоздало маневрируя, довольно сильно отклонились от маршрута. Наша цель осталась далеко слева.

– Вася, – кричу я Лебедеву, – разворачивайся влево. Курс сто двадцать!

– Подожди малость. Мотор что-то плохо тянет, – глухо отвечает тот.

Смотрю на стрелку высотомера. Она, подрагивая, медленно скользит влево.

Падает высота!

Вот уже до земли остается пятьсот метров, четыреста пятьдесят… А ведь нам еще минут пять надо выходить на цель. Сможем ли? Хватит ли высоты?

Стрелка высотомера то скользит влево, то замирает на месте, а то вдруг начинает показывать хоть и медленный, но все же набор высоты. Это Лебедев упрямо борется за каждый ее метр.